Татьяна Трубникова, хозяйка салонов красоты “Звезда”, за Завтраком в гостеприимном ресторане “Волна” рассказала “Капиталисту” о том, что изначально и не помышляла ни о каком бизнесе, но теперь все выглядит так, будто сама жизнь вела ее к своей “Звезде”…
– Татьяна, вы хозяйка сети салонов красоты. А вы с детства любили лаки, помаду, тушь, или, наоборот, были пацанкой?
– Пацанкой не была. Лаки, помады любила с детства. Маминым «королевским лаком» втихушку ногти красила. В 80-е годы этот лак – прозрачный, был чрезвычайный дефицит, его «доставали», просто не купить. Мама пользовалась им на самые торжественные мероприятия. Помады и все остальное также было попробовано…
Я в ваших «Завтраках» прочитала, что люди зачастую занимаются не тем, чему учились. Так и я. Мое первое образование – факультет журналистики. Я училась с Асей Майоровой, Жанной Рычковой, Лилей Эсауленко, это второй выпуск факультета.
На пятом курсе я была редактором Радио «Университет» под руководством Валентины Дмитриевны Мансуровой и Сергея Канарева. Работали с Лидией Васильченко (Букреевой).
– На факультет журналистики зачем шли?
– Это был осознанный выбор. Я из Новосибирской области, у меня имелась возможность поступить на факультет журналистики при ВПШ (Высшая партийная школа. – Прим. «Капиталиста») в Новосибирске, или в АлтГУ. Я осознанно выбрала Алтайский край, где факультет журналистики именно как журналистика. В 1990 году профессию журналиста считали, мягко говоря, не полезной. Это же не инженер. Не медик, ничего прикладного.
– Папа с мамой были за или против?
– Родители предоставляли мне полную свободу в этом вопросе. Папа сейчас судья в отставке. У него за всю мою жизнь была единственная просьба – не поступать на юридический факультет, не становиться судьей.
– Почему?
– Это очень тяжелая профессия, если работать по-честному. Я это видела с детства. Груз ответственности постоянный. Угрозы, стекла выбивали нам в доме. Я была в пятом или шестом классе, мы жили в частном доме, и нам выбили стекла. Одной правды же не бывает, их всегда две. Или три. Все проклятия на детей, на семью. Иголки наговоренные в зале суда рассыпали. В общем, отец предложил: все, что угодно, только не в судьи.
А мама всю жизнь была учительницей начальных классов, у нее звание «Заслуженный учитель Российской Федерации», педагог от Бога, с удовольствием всех учит читать и считать. Это ей удается.
– Папа судья, мама учитель – почему журналистика? У вас был романтический образ журналиста?
– Романтического образа не было, но хотелось в сферу коммуникаций. И в телевидении было что-то привлекательное… Мне казалось, что журналисты – это люди очень неглупые, образованные, хорошие коммуникаторы. Не с каждым же собеседником хочется общаться, а надо – встал, пошел… Я вот практику проходила в «Бийском рабочем», послали меня на интервью с директором олеумного завода. Ничего не понимаешь, Интернета тогда не было. А надо было идти, сидеть, чувствовать себя дураком перед директором олеумного завода…
– Долго работали в журналистике?
– Это были практики за пять лет учебы, а после университета я практически не работала. В 1995 году, после окончания университета, Валентина Дмитриевна Мансурова (создательница и декан факультета журналистики в АлтГУ. – Прим. Капиталиста») настойчиво вовлекала меня в научную деятельность, я стала педагогом на факультете, но проработала недолго – ушла в декрет. А оттуда вернулась уже в другое место – волею судеб я после декрета пришла работать в одну из первых в Барнауле компаний сотовой связи «Сотел». В целом в сотовой связи я проработала 10 лет. Сначала специалистом отдела маркетинга, потом стала начальником отдела, потом коммерческим директором. Я занималась рекламой, продажами, писала тексты. Было чрезвычайно интересно. Моим руководителем был Валентин Афанасьевич Голобородько, он меня в хорошем смысле погонял по всему Алтайскому краю – так появилась сотовая связь Бийске, Рубцовске, Немецком районе. Это была хорошая школа во всех смыслах.
– Вы работали в ту эпоху, когда телефоны были размером с кирпич?
– Да!
– И они воспринимались как чудо…
– Да! Юрий Петрович Пургин (Издательский дом «Алтапресс». Завтрак с Юрием Пургиным читайте здесь. – Прим. «Капиталиста») был один из первых клиентов компании. Стоило это дорого, но позволяло быть на связи.
– Когда как. Я однажды пытался позвонить из «Алтапресса» на улице Короленко Юрию Петровичу, который был в «Вавилоне», и мы не поговорили…
– Это же была аналоговая связь – там были «ямы», «дыры». Но сотовый телефон – это было престижно, модно. И все развивалось. Сотовая связь начиналась с выделенных частот – эти частоты пожарным, эти полиции, а это под сотовую связь. На каждый телефон – разрешения, паспорта, куча документов.
– Когда вы рассказывали о сотовой связи, люди понимали, о чем вообще речь? Врубались?
– По-разному. Но уговаривать никого не приходилось, телефоны возили под заказ, хотя стоил телефон тогда как «Волга». В Барнауле всегда имелись пять процентов людей, которые могут потратить деньги на хорошие вещи, на комфорт и удовольствия. Тем более, если ты в Москве, а твой бизнес в Барнауле, то один звонок – это принятое решение, которое стоит всего телефона или его годового обслуживания.
– А сколько было клиентов? Десять? Двадать?
– Тысячи.
– Даже с «кирпичами»?
– Телефоны быстро менялись. Конечно, первых сто человек мы знали по именам. Потом стали появляться организации, которые своим лучшим сотрудникам приобретали телефоны. Это было время появления коммерческих директоров, финансовых директоров. Первые лица компаний покупали себе телефоны.
Телефоны стали быстро терять в весе. Стремились к тому, чтобы была маленькая, но емкая батарейка. Вы же помните, как уши грелись, если долго говоришь? Это излучающая способность, с которой тоже боролись.
– Ваш личный телефон-кирпич сохранился?
– Да. Я его выкупила. Хотя у меня не самый первый «кирпич», самые первые были «Нокиа», вот они, нисколько не вру, – с кирпич размером.
Для меня было поразительно в то время узнать, что, когда у нас телефоны стоили очень дорого, в Европе их уже раздавали бесплатно. Что будет связь, стоимость которой составляет менее процента в бюджете семьи. Что это будет настолько доступно… Представить такое было тяжело, хотя я всегда стараюсь смотреть на новинки с перспективой.
– И вот считанные годы – и это случилось…
– Да, два-три года – появились другие фирмы, «Юнисел». Связь стала более доступной. Мы пытались встречаться с конкурентами – так называли друг друга «Сотел» и «Юнисел», пытались адаптировать тарифы друг ко другу, чтобы не потерять рынок, а заработать всем вместе. Так появились первые безлимитные тарифы, тарифы с большим включенным количеством минут.
– «Сотел» кончился, когда пришел формат GSM?
– Да, после этого компания была реорганизована, перепродана. Появилась компания «Skylink». Тем не менее, у «Сотела» была достойная история.
В «Skylink» я была коммерческим директором, и уже оттуда ушла заниматься своим делом.
– А с журналистикой расстались совсем?
– Конечно, я не работаю в большом объеме с текстами. Но, если нужно написать текст в блог для «Я покупаю», какие-то статьи… Я работаю в Corel, делаю все, что нужно, навыки коммуникатора я тоже использую. Я бы сказала, что наша жизнь в принципе журналистика.
– То есть?
– Журналистика – это способ общения, способ поиска и передачи информации. Статьи, передачи на телевидении – это информация в сублимированном виде. Но мы же по жизни идем как журналисты, как коммуникаторы. Получили информацию, обработали, передали – кому-то с яркой краской, кому-то вообще без эмоций. А кому-то сказали: «Извините, сейчас передатчик не вещает».
– В 2005 году вы ушли из сотовой связи и решили создать свое дело. Чаще всего предприниматели перед началом бизнеса высчитывают, какие ниши свободны – и эти ниши занимают. А вы занялись салонами красоты. Трудно считать, что в этом секторе никого нет, там, наоборот, битком. Как вы решились?
– Внутри направления «красота и здоровье» есть множество стартапов, их можно просчитывать, бывает, что-то выстреливает, дает быстрый доход, но потом сходит на нет.
Например, была эра появления соляриев. Никто не загорал, и вдруг появились первые горизонтальные солярии! Это было очень интересно, модно, рентабельно, прибыльно. Потом появились турбосолярии. Они, между прочим, стоили очень недешево – 380-400 тысяч рублей. Сейчас спроса на загар в таком объеме, как раньше, нет. Сначала спрос уменьшился из-за доступности Турции, Египта, Таиланда – появились чартеры, люди просто летали зимой загорать. А сейчас спрос не восстановился уже по экономическим причинам.
Бывает, что бизнес можно подсмотреть в продвинутых странах. Слава Воронцов продвигал в Барнауле бутилированную воду. Никто этого не понимал. Кто хотел платить за бутилированную воду?! Никто. Зачем платить за воду – она бежит из крана, всю жизнь мы ее пили и никто не отравился. А сейчас попробуйте в детском саду не поставить бутылку с очищенной водой – все в обморок упадут.
Но меня изначально интересовала сеть. На примере «Сотела» я видела, что сеть эффективнее одного предприятия. Там точка, там точка – что-то работает лучше, что-то хуже, а все в совокупности выходит на какой-то финансовый результат.
Как это часто бывает, мы с партнерами разговаривали о том, каким может быть направление, которое мне можно было бы освоить. На мой взгляд, если ты начинаешь бизнес, эта работа должна быть понятной, она должна нравиться. Мы рассматривали девочковые направления, которые были бы понятные и доступны мне: прачечная, кофейня, их тогда еще было не так много, и парикмахерская, салон красоты. На этом и остановились.
У нас были партнеры. На начальном этапе мы купили помещение вскладчину, пополам. Как часто бывает в бизнесе, один работает, брызжет энергией, тратит время, а второй… Ничем не занимается и ждет, когда пойдет золотой дождь. Есть те, кто думают, что бизнес – это когда ты на пляже в Таиланде, а в Барнауле тебе на счет что-то постоянно падает.
Но бизнес, особенно на начальном этапе, дело очень неблагодарное. В результате скоро наши партнеры ушли.
Сейчас бизнес наш однозначно семейный – я работаю вместе с мужем. Мы вместе с ним больше 20 лет.
– Ваш первый салон – это где было?
– Он до сих пор есть – парикмахерская Ленина, 95, за ТЦ «Цезарь». Мы достаточно скоро выкупили вторую половину маленькой парикмахерской, 45 квадратов, и стали собственниками помещения.
– Насколько я знаю, многие салоны работают по схеме, при которой кресла сдаются в аренду мастерам…
– Поначалу мы тоже работали по этой схеме. Месяца три. Но потом поняли, что так не пойдет. Ты отремонтировал помещение, а человек просто арендует у тебя кресло, его пространство – вокруг кресла, а на все, что за этим пространством, ему плевать. Такая система быстро убивает помещение в целом. И аренду еще надо вытрясти. Это у тех, кто не занимается бизнесом, есть представление, что, если у тебя есть помещения, ты живешь безбедно. Но может простаивать любое здание – гарантии никакой.
Поэтому очень быстро мы стали нанимать людей – выпускников парикмахерских училищ, реже техникумов. Стали их обучать. Мастеров необходимо обучать работать с продуктами. Мы взяли это на себя. Все наши мастера проходят обязательное обучения технологиям работы с волосами. Уже пять мы работаем с компанией РуссВелл, собственник которой компания Procter & Gamble. Отправляем мастеров в авторизованные студии компаний Wella и Londa. Это вложение денег в развитие мастеров.
– А сами что-то умеете – стричь, красить?
– Конечно. Но это непродуктивно – занять все свое время, чтобы отработать с утра до вечера за креслом. В чем особенность маленького бизнеса? Он эффективен и приносит доход только когда ты сам можешь выполнять несколько разных функций. В нашей компании муж директор, я управляющий менеджер. А еще мне или ему надо быть водителем, экспедитором, юристом, верстальщиком, рекламщиком, менеджером. Ну, и отчасти еще и мамой бываешь, потому что коллектив стопроцентно женский, девочки после училища в возрасте 18 лет и младше, и мне приходится решать их проблемы, а проблем в этом возрасте немеряно.
– То есть, в салоне “Санта-Барбара”?
– Оооо! Коллектив женский, люди творческие, а у людей творческих процесс влюбленности – необходимая вещь.
– Девчонки влюбляются в клиентов?
– Это, скорее, придумка. Клиент – это, скорее, работа. Вот клиенты с девочками часто заигрывают. Но чтобы клиент увел кого-то под венец – у нас такого не было.
– Это ведь в вашей сети работает самый опытный мастер Барнаула?
– Да, Надежда Михайловна Перминова. Она начинала еще во времена СССР, а у нас работает почти с самого начала «Звезды».
– У нее советский опыт, у вас – нынешние стандарты Wella, Londa и других компаний. Кто кого и чему учит?
– На Школах парикмахерского искусства мастера узнают новые технологии, изучают тренды. А потом, после того, как все это изучили и запомнили, кто-то обычно говорит: «А помните, как раньше была одна-единственная перекись – 33-процентная?!». И начинаются разговоры о другом. Это сейчас есть активатор для тонирования волос 1,5 процента, стабилизатор завитка после химической завивки… А Надежда Михайловна рассказывает, что раньше стабилизацию химической завивки – чтобы локон получился – делали хозяйственным мылом, тертым на терке.
Сейчас один бутылек стоит две тысячи, другой две тысячи. А тут мыльце хозяйственное потер, развел, губочкой взбил – и шикарный локон получался. Сами мастера делали краситель, смешивали. Лучшие локоны получались на пиве и воде с сахаром, это все знают. Это сейчас четыре вида муссов, восемнадцать видов лака, спрей до, спрей после, спрей для блеска. Парикмахерское искусство шагнуло вперед.
– Как сотовая связь?
– Приблизительно. Сейчас все быстрее развивается. Появляются безаммиачные красители, новые оттенки. Раньше для волос были цвета – красный, коричневый и голубой. А сейчас миллионы оттенков. Если палитра красителя включает в себя меньше восьмидесяти оттенков, говорят, что палитра бедновата.
– Когда моя мама красила волосы, была хна – и все.
– Вот! Хна! Сейчас хна есть белая, рыжая, черная, хна для окрашивания бровей в капсулах… Столько нововведений…
– А никто не просит сделать химию с пивом?
– Несколько лет назад девушка приехала с бутылкой пива, просила сделать завивку. Она где-то слышала, что пиво нужно. Но мы сделали ей современным способом…
– Насколько велика конкуренция в вашей сфере? Как я понимаю, парикмахерских в Барнауле разве что немногим меньше, чем аптек…
– Правильно. Для того, чтобы уверенно чувствовать себя на это рынке, первый наш принцип – все помещения мы покупаем в собственность. В аренде ты очень сильно от всего зависишь. Хозяин поднял плату, или кто-то пришел и пообещал ему больше – и все. С собственным помещением есть свои проблемы – не всегда можно угадать, какой будет проходимость на том или ином месте. Но мы покупаем все помещения, даже если потом приходится продавать.
– То есть, у вас бывали просчеты?
– Конечно. Три салона мы отрыли и закрыли. Однажды мы пытались открыть дешевую парикмахерскую. Все говорят, что хотят дешево. И мы сделали дешево – чтобы пришел, быстро и недорого постригся… Помещение на «красной линии», хороший ремонт. Но оказалось, людям, кроме цены, хочется чтобы еще хороший интерьер, полноценную витрину, мастера в фирменной футболке…
Наша вторая принципиальная позиция: мы вкладываем в людей. Я прекрасно понимаю, что просто поставить девочку с тем, с чем она пришла из училища, и сказать: «Стриги, сколько настрижешь» – этого мало. Мы учим мастера, чтобы клиент за те же деньги получил больше и лучше. Обучение за счет предприятия. Мы вкладываем в людей.
Внутри сети выполняем творческие задания – укладка на длинные мужские волосы, креативная мужская стрижка. Или короткую женскую прическу. Делаем фотосессию, обсуждаем, выбираем лучших. Мы все вместе творческий коллектив.
Я подталкиваю девочек участвовать в конкурсах. Наши девочки участвовали в мировой премии TREND VISION AWARD, который проводит Wella. Там не просто нужно стрижку сделать, а еще описать предмет вдохновения, знать тренды в архитектуре, дизайне. Мы отправляли работы – призовых мест не досталось, но тем не менее…
– И вот вы учите человека, учите, а потом он говорит: «Я ухожу»…
– Я научилась отпускать людей, не переживая, что на них потрачено много денег и времени. Это нормальная история – у нас крепостное право отменили в 1861 году.
Одна наша девочка, Виталия Сильченко, работает у Лисовца, она уже три года в Москве, вышла там замуж. Одна девушка уехала счастья искать в Голливуде.
Парикмахеры – уникальные люди, они работают и руками, и головой, это творческие личности.
– Вы с таким жаром обо всем рассказываете… Вы сами ожидали от себя, что вас все это так увлечет?
– Мне нравится то, чем я занимаюсь. Парикмахерский бизнес – вечный. В Европе парикмахерская может существовать на своем месте столетиями.
Конечно, могут меняться тенденции: бывает время, когда стригутся больше, когда-то красятся больше. То мужчины с хвостиками, то женщины налысо.
Последнее время очень сильно влияют соцсети, – тот же инстаграм. «Ани Лорак закрутила локоны назад – все делаем локоны назад!!» Алена Шишкова, бывшая девушка Тимати, вышла в шляпе и волосы прямые – и все в шляпах и волосы прямые. И у мальчишек также.
Бывает, что все молодые люди носят стрижку «как у Стаса Пьехи». Последнее время у мужчин моден undercut – когда практически сбриваются виски и затылок, оставляется хохолок.
Уже после undercut вошли в моду бороды, все у кого растет борода, стали ее отращивать. Трехдневная щетина, легкая небритость, небритость с похмелья, вплоть до большой красивой окладистой бороды… Оформление и стрижка баков и бороды вдруг стали одной из главных операций у мужских мастеров.
– И как это бывает? Вы собираете совещание, и говорите: «Я пригласила вас, чтобы сообщить пренеприятное известие! В моду вошли бороды! Будем учиться!»
– Так и есть. Проходим специальные курсы оформления бороды. Сейчас, если мужская стрижка имеет ярко-выраженный темный цвет, то борода обесцвечена до оттенка платины – это тоже тренд, очень модно.
– А на что дольше всего держалась мода у женщин?
– На голливудские локоны. Это длинные волосы, чаще всего темные, они завиты от лица. Гламурная объемная небрежность. Идешь, а они за тобой колышутся.
И блондинки всегда в моде. Образ Мэрилин Монро – белые волосы, красные губы – не забывает никто. Любая выглядит хорошо в этом образе.
– Сколько сейчас человек работает в сети салонов «Звезда»?
– В данный момент у нас шесть парикмахерских. На постоянной основе работает около тридцати человек. Столько же привлекается при необходимости. Это в два раза меньше, чем было два года назад.
– То есть, вы почувствовали кризис?
– Мы почувствовали изменения. В 2014 году к нам приезжали представители РусВеллы, москвичи, новосибирцы, они говорили: «Держитесь, крепитесь, не переходите на дешевые красители». Мы отвечали: «А нам нечего бояться, у нас все растет». Но спустя некоторое время мы почувствовали изменения и в среднем чеке, и в количестве клиентов.
– Люди ищут салоны попроще?
– Если человека сократили, он от чего-то откажется. Если женщина работала, у нее была возможность, например, ходить в бассейн плавать. Значит, ей нужен был педикюр. Теперь она экономит на бассейне и на педикюре. Качество жизни меняется. Надеюсь, временно.
Мы до сих пор держим уровень. Клиент приходит, говорит: «Мне не надо мыть голову, я мыл два дня назад». Но если есть регламент стрижки с двумя помывками, то именно так и нужно сделать. Потому что только тогда получится то, что должно получиться. Что такое не мыть голову клиенту – это катастрофа! Мы моем специальными шампунями, после этого стрижка – волосок к волоску. Не мыть мы себе не позволяем. Если не мыть, инструмент становится жирным, машинки и ножницы тупятся, их не успевают обрабатывать – у нас же такая проходимость… Да и санитарные нормы необходимо выполнять.
– Уговариваете? Делаете скидку?
– Действуем всеми способами.
Кризис выразился еще вот в чем. Коллектив наш стопроцентно женский. На данный момент у нас двенадцать человек в декрете – либо родили, либо в отпуске по уходу. У многих были ипотеки, кредиты, а материнский капитал 500 тысяч рублей. Поделите на 12 месяцев – это 40 тысяч рублей, приличная сумма, не каждая в салоне в месяц зарабатывает. Декреты – это тенденция полутора-двух последних лет.
– А в 2008 году не было такого?
– В 2008 году мы кризис не прочувствовали. У нас тогда был постоянно рост.
– Какой праздник пострадал от кризиса сильнее – Новый год или 8 марта?
– Скорее всего, Новый год. Новый год – это бывало что-то фееричное. Бывали случаи, когда мы выезжали салоном в «Колизей». Однажды банк устраивал вечеринку в стиле фильма «Стиляги», и мы стилизовали всех. Мужчины бриолиненные, с укладками, все в одном стиле – от директора до охранника, ко всем подошел стилист, это было супер, настоящее ощущение праздника. Сейчас такого нет. Корпоративов стало меньше, они не такие затратные.
Возможно, мы пока пострадали меньше других. Но никто не может сказать, что будет дальше.
– Вашему бизнесу – 11 лет. Не чувствуете утомления от него?
– Ощущение усталости возникает от любого бизнеса, я уверена. Но я испытываю колоссальное удовольствие от того, что я могу принимать решения сама. Вот возникает идея у хорошего, но наемного сотрудника в компании. Чтобы реализовать ее, ему надо написать докладные записки, что-то кому-то доказать, ждать, дадут деньги или нет. А тут ты можешь сам принять решение и все сделать. Правда, нести ответственность тоже будешь ты сам…
Завтраки с “Капиталистом” снова проходят в ресторане “Волна”. Что поделаешь – осень! А потом зима! Приходите в “Волну” – тут вкусно, и по-семейному тепло! В обед – бизнес-ланчи. Адрес ресторана – Барнаул, пл. Баварина, 2. Тел.: 8 (385-2) 573-231 или 65-38-66. Сайт — parus-volna.ru
Фото – Андрей Соколов.
Материалы по теме:
