Ирина Чанцева, была в конце 80-х годов известным журналистом, а теперь она хозяйка барнаульских магазинов одежды известных марок Max&Co, Betty Barclay и Gerry Weber. Она не любит давать интервью, но для «Капиталиста» сделала исключение и в гостеприимном ресторане «Волна» рассказала нам о мочалках, налогах, проверках, кадрах и Льве Толстом в ее жизни…
– Ты же человек с журналистским прошлым. Если бы ты была журналистом и тебе надо было написать об Ирине Чанцевой, и ты знала бы о ней все – с какого бы эпизода ты начала?
– Нет, это я бы хотела у тебя спросить. Почему последнее время такой интерес к предпринимателям – такое количество звонков приглашений на интервью. Это интерес как к классу вымирающему?
– Я думаю это интерес к людям, которые непосредственно чем-то занимаются, на которых у общества есть надежда. Вы создаете рабочие места, создаете экономику. К тому же, предприниматели еще открыты для диалога, а власть попряталась за пресс-службы.
Все-таки, с чего бы ты начала свой материал про Ирину Чанцеву?
– С вопроса – «благодаря» или «вопреки»?
– Ну и?
– У меня ощущение, что в большей степени «вопреки».
– Сейчас?
– Нет. Как ни странно, но в последнее время, может, и «благодаря». Я выскажу, может быть, странную для тебя мысль. Я занимаюсь бизнесом больше 20 лет. Уже мемуары пора писать, и название есть – «Благодаря или вопреки?». Я занималась бизнесом при разных правительствах. И не могу сказать, что от кого-то я ощущала поддержку. Этой поддержки не было никогда. Скажу больше – она мне не нужна была. Лучше бы не трогали.
– Ну, так может, раньше не мешали… Проверки, налоги…
– А ты считаешь, сейчас мешают? Вот говорят о проверках – у нас есть проверки, они все плановые. А тогда проверка была такая: распахивается дверь в офис, и тебе сразу в лицо корочками. «Доставайте все!». Забирают, что понравилось и уходят. В магазинах бесконечные контрольные закупки, выворачивание всех кассовых книг, проверка всех кассовых лент. Магазин уже закрывается, и в это время заходят проверять. И говорят тебе: “Все нормально, но штраф я должен выписать”. А когда сертификаты соответствия имели право проверять простые милиционеры? Вот он идет мимо, заходит и спрашивает у тебя сертификат на зонтики. Проверяли так: сегодня пожарный, завтра полиция, потом санэпидемстанция. У нас был штраф – на ведре не написано слово «Пол». Вдруг кто-то выпьет из этого ведра, если не подписано. Об этом кто-то ностальгирует?
Я когда читаю про то, что сейчас проверок много, мне кажется, что мы в разных государствах бизнес ведем.
– Но сейчас ты как работодатель платишь за работника страховые взносы. При Ельцине, когда ты начинала, этого не было…
– Но при Ельцине было другое. Мы работали с НДС, с налогом с продаж, мы работали с налогом от торговли в три процента, в два процента, в пять процентов, это налог с оборота. Было так: в конце января выходит указ о том, что с конца ноября прошедшего года новый налог уже, оказывается, действовал и нужно все пересчитать. Это все было. Забыли что ли? Или не платили? Торговый налог в местный бюджет был всегда. Мы очень много отдавали. И главное даже не то, сколько ты отдаешь. Главное, что налогооблагаемая база становится разорванной, ты не понимаешь, сколько и куда ты платишь, тебе только бухгалтер приносит платежки, а ты подписываешь. И когда кто-то говорит, что тогда была свобода рынка – они не платили налогов тогда что ли?
Сегодня что касается розничной торговли, давно есть единый вмененный налог на доход. Он немаленький и он повышается стабильно раз в два года. Но он понятен, есть точная сумма, которую мы платим, я точно знаю, сколько я буду платить и я могу планировать. И уже очень много лет ничего не меняется. Такого не было никогда за то время, пока я работаю. Раньше налогооблагаемая база менялась и рвалась бесконечно. А теперь правила игры очень долго не меняются, и это главное для бизнеса. Вот как правила футбола – они же не меняются. Там все понятно и тем, кто играет, и тем, кто сидит на трибуне. Так и бизнес должен работать – по определенным понятным правилам.
А что касается налогов на зарплату – они всегда были приблизительно такие. Их никогда не было мало. Они всегда были около 40 процентов к общему фонду заработной платы. Я начинала работать, когда была прогрессивная шкала подоходного налога.
– Сейчас много говорят о необходимости ее ввести…
– С одной стороны в этом есть социальная справедливость. С другой – на Западе богатые уводят свои доходы в такие страны, как Швейцария.
– Ну да. К социальной справедливости должна прилагаться сознательность.
– И разумность. Франция в этом году заняла первое место по потере миллионеров. Вот к чему привела прогрессивная шкала. А люди ведь уехали с капиталом. Поехали в Англию и в Америку. Дело в отношении к богатым. При разговорах о социальной справедливости и прогрессивной шкале налогообложения мне вспоминается «Собачье сердце»: все отнять и поделить. Уже отнимали, делили и известно, чем кончилось.
– Ты прожила две жизни – журналиста и предпринимателя. Какая из них тебе больше нравится?
– Конечно, предпринимательская.
– А журналистику ты вспоминаешь?
– Конечно. Я тебе скажу, по какой стороне той жизни я скучаю. Журналистика пришлась на пору моей молодости, а по молодости все скучают. Но еще мне нравился круг общения. Журналисты особые люди, доставляло необыкновенное удовольствие общаться с ними. Это ежедневный мозговой штурм. Ты получаешь удовольствие от общения в интеллектуальной среде.
– Ты работала в газете АлтГУ «За науку», и потом в самом первом составе «Свободного курса». Читаешь его сейчас?
– Иногда смотрю сайт Алтапресса. А газету не читаю.
– Согласно легенде, ты перешла в бизнес после того, как по заданию редакции поехала продавать мочалки в Турцию…
– Нет! (Смеется)
– … А ты продала эти мочалки, посмотрела на вырученные деньги и сказала: «Да ну на фиг эту журналистику!»
– Нет! (смеется).
– Но легенда такова. А как было?
– Не так. О больших деньгах не могло быть и речи. Я в «Свободном курсе» в последнее время занималась экономическим направлением. У нас была такая рубрика – «Штрихи к портрету предпринимателя». Вчера еще был социализм, а теперь строится новая экономика и мы писали о людях, которые ее строили.
Было просто интересно. И мне казалось, что и людям должно быть интересно, из чего сделаны эти люди, чем живут. С ними было интересно, у них было столько кипучей энергии, надеюсь, что и сейчас ее не меньше. В какой-то степени я была очарована этими людьми. Мне показалось – почему я не могу попробовать? Так все и получилось.
– Но с мочалками все-таки в Турцию ездила?
– Ездила.
– Ты решила примерить шкуру челнока?
– Ну да. Я про челноков тоже писала, я их знала, и с ними поехала. Они меня научили, что надо купить мочалок. Материал назывался “Корреспондент получил задание продать мочалки – корреспондент задание выполнил”.
– А почему именно мочалки?
– Они у нас копейки стоили, в прямом смысле. А в Турции за них давали какие-то деньги. Рынок ломался и тогда были удивительные вещи. Находились вещи, которые там можно было продать в десять раз дороже. Кипятильники возили продавать – они у нас стоили копейки, а там намного дороже. В наваре получишь, допустим, кожаную куртку.
– То есть, у тебя два баула мочалок…
– Да, купила в ЦУМе две сумки мочалок. И на базаре в Стамбуле мы пошли мочалки продавать. Я очень продешевила, ничего не умела. Но того, что выручила, хватило на зеленую кожаную куртку.
– Эта куртка еще жива?
– Нет.
– А как добирались? Самолетом? Рейс откуда – из Новосибирска?
– Это был поезд! Дешевый тур. Поездом до Болгарии, а оттуда автобусом. На мочалках спали. Кипятильник, мешок консервов – еще ведь не было китайской лапши. Супы гороховые, которые разводились в кипятке. Челночить – это очень тяжелый труд был. Они ездили в Турцию, там покупали товар, здесь продавали и в следующий «рейс», как это у них называлось.
Я получила бесценный опыт, и журналистский – все на своей шкуре, и человеческий. Как журналист, я поняла, что следует быть аккуратным в высказываниях. Если ты хочешь о ком-то написать, то надо прочувствовать его жизнь, пожить ею два дня хотя бы.
– Думаю, ты в алтайском бизнесе единственный носитель такой истории. Это тебя как-то вдохновило на свой бизнес или это был только эпизод?
– Нет, это был только эпизод.
– А как произошел переход из журналистики в бизнес?
– Я начала не с торговли, а с рекламы. Это была совершенно пустая в тот момент ниша. Появились первые предприниматели, первые коммерческие банки, всем нужна была реклама, а ее не было. Я писала рекламные тексты, мы делали буклеты.
– Как называлась твоя фирма?
– Я же по молодости была с претензией. Поэтому такое название придумала, звонкое, как мне казалось – «Савуар вивер».
– Как??
– Так вот всегда и спрашивали! Именно так. Я в школе учила французский язык, это французское выражение «умение жить». Я потом поняла, что это неправильное название для предприятия. Все на своих ошибках. Когда я звонила в Москву по работе, меня переспрашивали: “Как, как?!! Еще раз!” Только один раз при звонке в Москву на полиграфическое предприятие, я уже приготовилась по буквам диктовать название, но в ответ слышу: “О! О! О! Кто это там умеет жить в Барнауле!” Кто-то еще учил французский в школе. Потом названия менялись.
– А сейчас как называется твое предприятие?
– Просто ЧП Ирина Чанцева.
– Как ты перешла из рекламы в торговлю?
– Не сразу. У меня в рекламе все росло. Но в то время все и у всех росло. Не могло не расти – мы пришли на пустой рынок. Это как с целиной – два года урожай у всех был.
– А потом, если не удобрять, то 13 центнеров с гектара.
– Вот именно. Мы печатали буклеты, потом плакаты, этикетки на духи, лекарства. Было очень интересно. Но все было нецивилизованно. Большая проблема – как привезти две тонны финской бумаги из Москвы?! Автопогрузчиков нет, бумага в рулонах, везти только контейнером, а он будет идти полтора месяца, его промочит дождем… Транспортных компаний, как сейчас, не было. Только личные контакты и все делаешь сам.
В Минске на фабрике цветной печати стояло отличное по тем временам оборудование и не было таких очередей на заказы, как в Москве. Я очень часто ездила в Минск. Ночь в поезде «Москва-Минск»… Представляешь, какие были времена: чтобы сделать цветоделение слайдов, надо было самой отвезти их в Минск, там ждать, пока сделают, а потом с этими пленками в руках ехать назад. Сейчас это смешно. А тогда ничего не было. Вообще.
А фотоальбом «Алтай» для краевой администрации мы печатали в Австрии. Цветоделение делали хорошо в Москве, но у нас хорошие переплеты не делали. Мы печатали альбом в Вене, а переплет делали в Зальцбурге. Я туда ездила, во время печати месяц была в Вене, каждый день в типографии.
В альбоме были фотографии Виктора Садчикова, прекрасные снимки. Он же был собкор ТАСС, у него имелись уникальные возможности и он их использовал. Никто не обладал тогда таким архивом по истории Алтайского края.
– Что тогда в Австрии произвело на тебя впечатление? Может, переняла что-то для своего бизнеса?
– Только одно на меня произвело впечатление – художественный музей в Вене, я туда ходила через день смотреть картины Питера Брейгеля, которого очень люблю. Там очень большая коллекция.
– Когда все-таки совершился переход от рекламы в торговлю?
– Вот когда мы печатали альбом «Алтай», у меня уже был прилавочек в магазине «Фактория-Маркет».
Наверное, в 1996 году я подумала, что я себе все покупаю в Москве, когда езжу туда в командировки по рекламным делам. А другие где? И однажды купила две сумки белья. В «Фактории-Маркет» за маленьким прилавком я сама и торговала.
– Ажиотаж был?
– Конечно. Это было немецкое белье «Триумф». Отдача с квадратного метра прилавка была такая, какая сейчас никому не приснится. Не нужно было думать ни о мерчандайзинге, ни о выкладке товара, ни о том, сколько тренингов должны пройти продавцы, чтобы правильно подойти к клиенту. Тогда все расхватывали прямо из коробок.
Еще очень долго реклама и торговля у нас шли рядом. Вообще, рекламное направление мы закрыли буквально года три-четыре назад. В офисе плоттер до сих пор стоит законсервированный.
– А когда начались магазины?
– Когда появились деньги на магазины. Первый – это магазин “Барышня”. Он возник из квартиры. Тогда все магазины так возникали. Там жила очень приятная семья, мы их переселили, как они хотели, в один дом с внучкой. Ничего особенного они не просили. Очень приятные люди, потом приходили ко мне в магазин пить чай.
– Что тебя вело как предпринимателя? Мечта заработать миллион?
– Все начинают свое дело, желая заработать деньги. Это нормальная цель для бизнеса, основная для начального этапа. Свои деньги дают тебе независимость, от банков в первую очередь. Деньги позволяют тебе в бизнесе воплощать твои идеи. Без денег ты будешь долго ходить и рассказывать о прекрасных идеях, которые ты видел за границей и хотел бы у себя воплотить. Но их все видели, эти идеи, а воплощают единицы.
– Сколько лет тебе пришлось работать в бизнесе, чтобы он начал работать на тебя?
– Первые пять лет вообще ничего. Любой предприниматель, из тех, кто тогда начинал, скажет тебе, что только на десятом-двенадцатом году работы начала чувствоваться отдача. С одновременным подъемом экономики.
– А когда ты поняла, что ты уже можешь себе что-то позволить и что ты себе позволила – машину, квартиру, путешествие?
– Машина была давно. Она требовалась для работы – первая машина «восьмерка», я покупала ее на базаре, подержанную. Я ее очень любила.
А первые свободные деньги были потрачены на наряды. Кофточки, юбочки, платья… Как раз в Минске я первый раз потратила деньги на себя. Там были модные магазины, как я сейчас понимаю, с польским товаром. Там я купила платье, костюм, и импортное белье… Все девушки, которые зарабатывают деньги, в первую очередь тратили на это…
– Платье живо?
– Нет. Но на фотографиях оно есть.
– У тебя сейчас сколько магазинов?
– Десять. Два Gerry Weber, «Max & Co», Мода-клуб «Бутик №7», только на Ленина, 60 три магазина…
– Названия как придумываются?
– Большинство магазинов представляют бренды, там придумывать ничего не надо. Мы придумали только «Бутик №7» – это седьмой магазин, который мы открывали.
– Прямо как у Феллини фильм «Восемь с половиной».
– Да (смеется). Мне показалось – это эффектно.
– В ТРЦ «Проспект» вместо мультибрендового магазина «Штальман» ты открыла бутик «Авторские платья Ольги Гринюк». Это первый для тебя магазин российской одежды. Это импортозамещение?
– Можно сказать и так. В начале 2015 года кризис шарахнул, и евро стало не 45 рублей, по сути, произошел дефолт. Мы стали активно работать с российскими производителями и нашли много интересного. У нас прекрасные фабрики в Санкт-Петербурге, в Москве, великолепная база в Ростове-на-Дону. Хорошая мужская одежда в Челябинске. Я была в Европе на фабриках – оснащение наших фабрик не уступает. Olga Grinyuk – это марка как раз из Ростова-на-Дону.
– Мы уже говорили о налогах, и ты сказала, что это не проблема сегодня. А что тогда, на твой взгляд, является самой большой проблемой бизнеса сегодня?
– Люди. Кадры. Спроси у предпринимателя из реального сектора, какая проблема для них самая серьезная, все до одного скажут – кадры. Это проблема №1.
Когда мы начинали бизнес, главная проблема была – как довезти все в целости и сохранности. Воровали все во время транспортировки из коробок. Теряли коробки. Довез – и все, проблем с продажами нет. Все купят. А сейчас транспортировка отлажена. И по России, и из Европы. По электронке заказал, безналично рассчитался. Но никто не бежит покупать. И главная проблема – кто работает в торговом зале, представляет товар, контактирует с потребителем. Как она представит товар, такие будут и продажи.
Прекрасные дизайнеры придумают новейшие тенденции, найдут на лучших выставках шикарные ткани, технологи сделают так, чтобы это не мялось и сидело прекрасно, и человеку было бы в этом комфортно, на новейшем оборудовании все отошьют с идеальными швами, ведущие транспортные компании приведут все в кратчайшие сроки, и вот все это попало в руки какой-нибудь Маши, который в принципе продавцом работать не хочет! Она бы хотела сразу работать директором. Например, транснациональной корпорации. Без особого знания даже и русского языка. Ей скучно, она смотрит на часы и думает когда же шесть часов! И вот такая Маша – главная проблема бизнеса.
Сейчас в принципе все с высшим образованием. А квалифицированных кадров нет. Как это произошло?
– Все ждут работу, где будут платить 50 тысяч?
– Даже не так. Цель такая: как бы найти работу, на которой не надо было бы работать. Для этого придумали слова: «Я сейчас работаю над интересным проектом». Я когда это слышу…
Очень трудно найти людей, которые хотят добросовестно работать. И те, кого ты нашел, работают с тобой десятилетиями. Мои первые продавцы до сих пор со мной.
– Они все так же продавцы? Или какие-нибудь менеджеры?
– У нас нет менеджеров. У нас нет в офисе никого, кроме бухгалтера и товароведа, никого. Ну, еще я. У меня нет никакого управленческого штата. Я сама разбираю поставки, сама определяю ценообразование, работаю вместе со всеми до сих пор.
– Сколько у тебя работает людей?
– Давно мне никто такого вопроса не задавал. (считает) 35 человек. Где-то так.
– То есть, у тебя небольшая империя?
– Это не империя, это классический малый бизнес. По всем показателям – оборот, количество людей.
– А кто твоя целевая группа? Ты ее представляешь?
– Конечно. Но у нас разные магазины, разные бренды, и разные целевые группы. Возраст, социальное положение – все это рассматриваешь, и под это настраиваешь всю коллекцию. Еще надо учитывать регион, климат. У нас в офисах зимой жарко, а в Европе прохладно. Это надо учитывать.
– Какой из кризисов тебя сильнее всего ударил?
– 1998 год, дефолт. У меня были валютные долги. И они сразу в шесть раз поднялись. Я за них рассчитывалась года три, все на это уходило. Тогда вообще была интересная жизнь, каждую неделю что-то происходило. По сравнению с тем, как было, мы сейчас живем прекрасно.
– Сейчас снова кризис – ты почувствовала снижение покупательской способности?
– Безусловно. Все почувствовали.
– А твой покупатель меняется в кризис?
– В кризис покупатель всегда меняется. В 2008 году мы вдруг начали выдавать большое количество новых скидочных карт магазина «Max & Co», которые вручаются при покупке от 20 тысяч рублей. Нам казалось, что в Барнауле уже все его знают, все, кому надо, карты имеют, охвачена аудитория. И вдруг кризис – и спустя время идет поток выдачи новых карт.
То же и сейчас. Появляется новый клиент. Началось еще прошлым летом.
– И кто этот новый клиент?
– Фермеры. Пчеловоды. Производители сыров, колбас. Кто-то потерял, кто-то нашел. Сельские предприниматели стали зарабатывать в кризис, и их жены и дочери поехали в город за красивой одеждой. Эмбарго дало возможность для тех, кто производит продовольствие.
– У тебя же две дочери? Сколько им?
– Старшей 28, младшей 16.
– Они…
– Я предвижу твой вопрос: они не хотят заниматься бизнесом.
– Почему? Преемственность – тоже проблема бизнеса?
– Дети тех, кто занят в реальной экономике и работает сутками, немного перепуганы этим образом жизни. Они видят другую сторону. Они мне помогают – переводят все письма. Я брала их на выставку – они выбирают для молодежных коллекций. Но заниматься бизнесом не хотят.
Однажды в интернете вышло интервью со мной, дочери прочитали комментарии и обе плакали. Они говорили: «Они же не знают, как ты работала. Это же мы знаем, потому что мы всегда были одни. Это же мы знаем, что мама всегда была в командировках».
– А тебе обидно, что тебя не было с дочерьми в какие-то моменты?
– Конечно. Я младшую оставила в три месяца и поехала на выставку делать заказ. Другого варианта не было. Чтобы все коллекции и магазины одежды выглядели живыми и интересными для покупателей, мы находимся в постоянном поиске. Ездим, отсматриваем. Нельзя заказать по Интернету – ткань нужно потрогать, увидеть, как это производится, как это будет в компоновке. Когда человек заходит в магазин одежды, он не знает о той огромной работе, которая осталась за кадром. Все должно быть отшито, привезено и поставлено в магазин к сезону, потому что нет ничего более несвежего в магазине, чем товар, который на два месяца просрочил климатический срок. Он не нужен никому. Модный бизнес в этом смысле очень близок к торговле продуктами и лекарствами.
– Ну, не до такой же степени. Не продали этой зимой – продали следующей.
– Но со скидкой в 50-70 процентов. Не получая прибылей. Или у тебя есть товар в те две недели, когда все переодеваются, или нет. Его задержали на таможне – все. Все успели переодеться в других магазинах. У нас конкуренция. При кажущейся простоте малого бизнеса, в нем так много струн, которые надо настроить, чтобы все это правильно звучало… И если кто-то на каком-то этапе слажал, исправлять должен только ты.
Учебников нет. Творчества у меня в предпринимательской деятельности значительно больше, чем было в журналистике. Журналист пишет на заданную тему в основном. Ну, сделает он три звонка в лучшем случае. Сомнению ничего не подвергается, анализ не делается. Свободы нет. А в предпринимательской деятельности свободы масса. Ты творец, композитор, ты сам пишешь эту музыку. Где этому могут научить? На тренингах? Там хорошо учат, как правильно исполнять по нотам. Но эти ноты тебе надо написать самому, а этому не учит никто. Очень многое на уровне интуиции. Даже если у тебя франшиза известной марки, она сама по себе ничего не гарантирует. Все равно надо будет все или почти все создавать заново.
От рекордной выручки в каком-то магазине ты испытываешь колоссальное моральное удовлетворение, а не материальное. Деньги предприятия, оборотные деньги – это давно уже не твои деньги, это не деньги в моем кошельке. Ты испытываешь удовлетворение от того, что все получилось. Все срослось. Ты покорил эту вершину. Можешь поставить себе пятерку. Но приходится ставить и другие оценки…
– Ты говоришь какие-то речи своим продавцам, вдохновляешь их?
– Это бесполезно. Я терпеть не могу собрания. У меня с советского времени голова болит на собраниях. В университете я могла спокойно высидеть пять пар, а на комсомольском собрании у меня тут же начинала болеть голова. Нет общих задач. У каждого на предприятии своя задача и она напрямую связана с личной заинтересованностью человека. Нужно находить людей, которым такие накачки не требуются. Людей, которые относятся к делу как ты сам. У Льва Толстого в «Анне Карениной» Левин рассуждает: «Почему я работаю с надрывом, а работники с приятцей? Как бы сделать так, чтобы и они работали с надрывом?» Людей, которые способны работать, говоря словами Толстого, с надрывом, мало. Они вытаскивают из себя максимум, и получают от этого удовлетворение, не только материальное. Если этого нет, тогда сзади должен кто-то стоять и попинывать. Но тогда сразу штат будет 70 человек и тут же предприятие нерентабельно, долги перед банками и можно закрываться.
– У тебя есть философия жизни? Ты думаешь над такими вопросами?
– Конечно. Регулярно задумываюсь. Я ищу ответа в классической русской литературе. Лучше всех сказал Толстой в “Войне и мире”. Там ответы на все вопросы. Я его раза четыре читала, но поняла только сейчас. Как мне кажется. Жить надо не для славы, как хотел князь Андрей, не для преумножения богатств. На определенном этапе человек понимает, что жить надо для любви к ближнему, любви в своей семье. Это гораздо лучше.
Напоминаем, Завтраки с «Капиталистом» проходят в ресторане «Волна». «Волна» — это классический ресторан, где хорошо отдыхать и веселиться. Красивая мебель, отличный звук и свет, большой танцпол и доступное меню. Он располагается близко к центру (на Речном вокзале). Даже зимой набережная Оби красива и подарит незабываемые фотографии на память. Адрес: г. Барнаул, пл. Баварина, 2. Тел.: 8 (385-2) 573-231 или 65-38-66. Сайт — parus-volna.ru
Фото – Андрей Соколов
Материалы по теме:
