У пациентов, которые тяжелые, помимо того, что дышать сами не могут еще и куча сопутствующих патологий.Фото: из личного архива героя(ев) публикации
«А какой сегодня день?» – этот вопрос независимо друг от друга задали все мои собеседники. Все трое сегодня работают в очагах смертельно-опасной инфекции и там, похоже, с временем происходят странные штуки. Как на войне, как в фильме Тарковского «Солярис», как в черной дыре…
Урок красной зоны
– Я ехал на смену 4 апреля, в шесть утра, когда мне сказали, что еду в очаг,- рассказывает 25-летний Аркадий Макаренков, медбрат отделения реанимации и интенсивной терапии инфекционного госпиталя горбольницы № 5. – Ночью поступила тяжелая больная, которую подключили к ИВЛ. Мы знали, что это начнется рано или поздно, вещи были приготовлены.
25-летний Аркадий Макаренков
С этого времени для целевика-ординатора началась работа в красной зоне. Так называют зараженное пространство. Вход и выход – только через шлюзы (в одних сотрудники надевают защитный костюм, в других – снимают, обрабатываются дезинфицирующими средствами, принимают душ).
– Сутки работы, сутки – на отдых, – рассказывает Аркадий. – Объем работы колоссальный. У пациентов, которые тяжелые, помимо того, что дышать сами не могут еще и куча сопутствующих патологий. Врачи подбирают препараты лекарственные, чтобы совмещались. Режим ИВЛ у каждого индивидуальный. 24 часа – постоянный мониторинг, очень много рисков, каждую секунду состояние пациента может измениться, нельзя ни на секунду отвлекаться. Потом, когда оказываешься на постели, мы ночуем в санатории «Обь», просто бахаешься в сон, без всяких сновидений.
Аркадий Макаренков из медицинской семьи. Его мама Наталья Николаевна акушер-гинеколог с большим стажем работы, жена Евгения – медсестра-анестезистка в кардиоцентре.
– Конечно, они переживают, но знают, что я не поверну назад, – говорит Аркадий. – Буду здесь столько, сколько нужно.
– И еще я очень скучаю по родным, – поделился собеседник. – Теперь думаю, что раньше, до коронавируса, можно было проводить больше времени с мамой, женой, детьми, но я выбирал работу, а сейчас мы надолго изолированы… Это один из уроков личного карантина.
Среди тяжелых пациентов в реанимационных отделениях сегодня и женщины и мужчины, и пожилые, и люди среднего возраста.
Самые радостные минуты медбрата Макаренкова – те, когда пациента снимают с аппарата искусственной вентиляции легких и переводят в обычную палату.
-Когда тяжелый больной выписывается из реанимации – это серьезные вещи, это победа! – говорит Аркадий. – Медицина не стоит на месте, у нас постоянно различные консультации с московскими врачами, зарубежными коллегами. Когда люди вновь начинают сами дышать, они, конечно, благодарят, кто-то зовет по ягоды, на рыбалку.
Некоторых пациентов, по его словам, привозили в состоянии средней тяжести, они все не верили в серьезность болезни, а потом попадали на ИВЛ…
– Я, конечно, иногда читаю в соцсетях скептические реплики и мне грустно, что люди не верят в серьезность ситуации, – говорит медбрат. – А ты – с другой стороны, ежедневно видишь людей, которые находятся в крайне тяжелом состоянии.
Он тревожится, что в Барнауле может повториться змеиногорский сценарий, когда молниеносно выявляется куча зараженных.
-Лично я опасаюсь майских праздников, – переживает собеседник. – Люди будут собираться большими группами. Весна, солнце, шашлыки, какой к черту коронавирус – думают они. И достаточно одного, болеющего бессимптомной формой, чтобы риск увеличился в трое, а то и вчетверо…
Каждый день – новые больные
-Мы заехали в госпиталь недавно. Пятый день, кажется, счет потерялся, – рассказывает Наталья Коваленко, старшая сестра инфекционного госпиталя в Камне-на Оби.
29 апреля в госпитале было пять пациентов с коронавирусной инфекцией. 30 апреля – уже восемь. Самому молодому зараженному – 25 лет, самому пожилому – 90.
– Девяностолетнего дедушку привезли с его супругой, они лежат в одном боксе, – рассказала Наталья.
Состояние у всех больных, по ее словам, легкой или средней степени тяжести, тяжелых пока нет. Для реанимации все подготовлено, реаниматолог также сегодня живет в госпитале.
Всего в «красной зоне» Каменского госпиталяв сегодня работают 24 человека: врачи, медсестры, санитарки .Для них организовано что-то наподобие коммуналки.
Сутки работы, сутки – на отдых. Объем работы колоссальный.
– В бытовой комнате – стиральные машины, чайник, компьютер для связи с родственниками, – рассказывает старшая медсестра,- в принципе, вполне комфортно.
В зараженной зоне каменские медики работают по шесть часов. В это время нельзя пить, есть, ходить в туалет.
– В герметических костюмах не совсем комфортно, но терпимо, – говорит Наталья. – Один из самых неудобных элементов, в обмундировании – памперсы. Все-таки они больше предназначены для лежачих больных,- вздохнула старшая медсестра.
Медики признаются, что многим из них сначала было страшно идти в «красную зону», но потом переосмысли, стали записываться.
– Сначала мы хотели пробыть здесь 14 дней и потом меняться, идти на карантин. Теперь уже речь идет о том, чтобы остаться еще на 14 дней дополнительно. Договорились обсудить эту тему, когда пробудем здесь дней 10, чтобы оценить свои силы, – говорит Наталья Коваленко.
Маленьких пациентов все больше
– Я в очаге с 16 апреля, с самого начала как поступили первые пациенты с коронавирусом – это был двухлетний малыш и его мама, рассказывает Асмик Акопян, заведующая инфекционным госпиталем центра охраны материнства и детства в Барнауле. – Сегодня эти пациенты уже выписаны из госпиталя. Пока они единственные из выписанных.
29 апреля, в Центре было 32 пациента, из них 21 – дети (от пяти месяцев до семнадцати лет).
– У всех есть признаки поражения со стороны верхних дыхательных путей. Это может проявляться рино-фарингитом, бронхитом, нарушением обоняния, осязания и т.д., – рассказывает Асмик Робертовна. – На ИВЛ пациентов пока нет, но мы оснащены на этот счет полностью.
Нагрузка на медиков, по словам заведующей госпиталя, просто огромная..
– Сейчас мы уже научились правильно дышать в защитных костюмах. Первое время было непривычно, – вспоминает доктор. – Сотрудники, укутанные в защитное одеяние, от волнения начинали дышать чаще или наоборот, реже, очки запотевали, голова кружилась. Потом этот психологический дискомфорт прошел, дыхание стало ровным, уже и слушать пациентов приучились фонендоскопом сквозь защитную ткань.
– Сказать вам правду? Мы почему-то думали, что не будет такого количества пациентов,- поделилась тревогой Асмик Робертовна.- Мировая статистика показывала, что детей не так много было зараженных. Настораживает, что маленькие пациенты прибавляются.
Некоторых пациентов, привозили в состоянии средней тяжести, они все не верили в серьезность болезни, а потом попадали на ИВЛ
Врачам и медсестрам каждый день приходится сталкиваться с плачем и паникой молодых мам, доставленных в госпиталь.
– Мы переживаем с нашими пациентами абсолютно все: у кого- то корова осталась дома, у кого-то детей разделили по разным больницам, потому что у одного covid плюс, у другого – минус, у каждой – свои тревоги,- рассказывает заведующая госпиталем.
Сами врачи, работающие в очаге, не могут выйти даже во двор.
– Свежего воздуха, конечно, не хватает, – вздохнула собеседница. – Я заехала сюда в пальто, в сапогах, теперь из окна вижу, что наступает весна.
С мужем и дочками женщина общается теперь только по телефону.
– О том, что я могла отказаться идти в очаг в нашей семье даже не обсуждалась. Семья у меня медицинская: муж – врач, старшая дочь готовится поступать в медицинский.
По словам Асмик Акопян в эти сложные дни она, как никогда раньше, ощутила чувство локтя коллег-медиков:
– Мы здесь чувствуем такую мощную поддержку от руководства, от коллег со всего края, вы даже не представляете! У меня даже был шок в хорошем смысле слова. Это дорогого стоит.
ИСТОЧНИК KP.RU
Материалы по теме:
