Эдуард Черченко – исполнительный директор краевого отделения общественной организации “Деловая Россия”. О том, каково сейчас бизнесу, были ли у него лучшие времена, и если да, то когда, а если нет, то когда будут, мы поговорили за завтраком в гостеприимном ресторане “Парус”…
– Эдуард Александрович, вы руководитель структур, которые представляют интересы предпринимателей. А вы сами были предпринимателем?
– Да еще бы!
– Когда? На заре?
– На заре. Накануне путча. 6 или 8 августа 1991 года наше товарищество было зарегистрировано в Новоалтайске. ТОО тогда. А через десять дней путч…
– Чем занимались?
– Я сам со станкостроительного завода, на тот момент работал начальником станкостроительного цеха. Мы делали автоматические роторные линии для патронов, фрезерные станки для Ижевского завода, для выпуска деталей автомата Калашникова. Станки по тем временам были новые для отрасли, завод с трудом, собирая со всего предприятия специалистов, делал по десять станков в месяц. А я пришел, и мы довели выпуск станков до двадцати пяти в месяц. И когда Кулагину (Петр Сергеевич Кулагин, директор станкостроительного завода. – Прим. «Капиталист») вскоре дали звание Героя Социалистического труда, мы нашим коллективом смеялись – это за наши станки. На самом деле, больше на заводе ни в чем прорывов не было.
Поэтому я чувствовал в себе способности организаторские.
В конце восьмидесятых-начале девяностых спрос на патроны упал. У завода начались проблемы. Игорь Симоненко, заместитель директора по строительству, энергичный человек, из Харькова привез чертежи пресса для изготовления красного кирпича. Пресс немецкий, трофей с войны, наверное, тридцатых годов. Мы этот пресс освоили, выпустили.
А потом дело пошло к светлому будущему. И мы решили – почему бы нам то же самое не делать частным образом? Вышли из завода. Зарегистрировали ТОО. Назвали его громко – «Алтайская промышленная компания». Подобрали компаньонов с моторного завода, они выступили гарантами, и мы взяли кредит.
– То есть, у вас классическая линия бизнеса – кредит, производство?
– Как сказать… Не имея своей земли, своего оборудования, только кредиты – классическая это линия или нет? На кредитные деньги наш человек полетел в Харьков, заключил договор и привез чертежи этого пресса. Петр Сергеевич Кулагин, когда узнал, что мы на чужих площадях разворачиваем изготовление этого пресса, на нас написал в прокуратуру. Он думал, что мы с завода чертежи украли.
Но мы принесли в прокуратуру договор с Харьковым и «белки» чертежей. Крыть было нечем. Единственно, представители завода сокрушались, что Симоненко якобы договорился с Харьковым, что они только ему продают эти чертежи. А мы приехали, они и нам продали.
В общей сложности мы сделали 23 пресса. Это игрушка весом 8,5 тонн. Она развивала усилие 250 тонн. Прессовала даже сырой кирпич так, что я на необожженный кирпич вставал, и он не ломался. Немцы специалисты были в этом деле. В этом прессе минимум было даже гидравлики – кривошипно-шатунный механизм и большая шестерня как маховик. Мы их продавали в Северный Казахстан, по Алтаю, в Барнауле. В начале 90-х был очень большой энтузиазм. Многие бросались в бизнес. Золотое время было, можно сказать.
Идеи били ключом. Один предприниматель купил у нас пресс, делал кирпичи. Он первый стал делать их без обжига. Формовал под прессом, потом складывал штабелями, укрывал пленкой, и за счет энергии под пленкой происходил процесс схватывания цемента.
– Он экономил на половине производственного процесса?
– Да, удивительно. Мы были так поражены. На Красноармейском многие дома сложены из этого кирпича. Он зарегистрировал кирпич как строительный камень. Я довольно много видел потом строений из его кирпича – серовато-зеленоватого.
– Ваш бизнес был большой?
– Когда я ушел со станкостроительного, за мной, как за начальником цеха, потянулся народ. Мы договорились с моторным заводом, у них в экспериментальном, модельном цехах, где есть общее машиностроительное оборудование, я на свободные станки ставил своих людей.
С помощью моторщиков я сумел забрать очень много контрактов, предназначавшихся для тракторного завода в Елабуге. Его хотели создать в системе Минсельхозмашиностроения. Завод накрылся, но станки сделали.
Я пару раз съездил в министерство и приличное количество станков перехватил. Потом еще с бывшего своего завода «Ротор» кое-что прикупил. И у нас было 55 единиц оборудования. Представляешь?! Мы оправдывали свое название промышленной компании.
– А своего помещения не было?
– Мы хотели построить свой корпус под Новоалтайском. Мой компаньон Валерий Федорович Лютцев имел задачу организовать под Новоалтайском филиал подмосковного КБАЛ (конструкторское бюро автоматических линий). Ему дали площади, поставили задачу. Стройка была грандиозная, остов того корпуса до сих пор стоит – 14 или 16 этажей. Мы хотели рядом пристроить производственный цех. Но поняли, что силенок не хватит.
Тогда собрали ангар метров 100 длиной. Тепло планировали получать от ТЭЦ, она должна была обслуживать строящийся домостроительный комбинат, который по замыслу должен был делать железобетонные панели для сельского строительства. Она была готова процентов на восемьдесят пять. Но тут экономика рухнула. Село от комбината отказалось. И мы остались без тепла. ТЭЦ и сейчас не достроена, комбинат загнулся.
Но тут один из наших сотрудников предложил нам встретиться с представителями «Алтайэнерго». На улице Трактовой в Барнауле «Алтайэнерго» построило себе ремонтный завод. До тех пор такая серьезная организация в советское время не имела своей ремонтной базы, по заданию горкома партии все наши заводы по разнарядке что-то для них делали. И вот они построили завод, но не имели ни своего оборудования, ни кадров. И мы туда удачно влились. ПРП это называлось – промышленно-ремонтное предприятие.
– Когда вы начинали, у вас был какой-то образ предпринимателя?
– В конце июля-начале августа 1991 года не так много было предпринимателей, чтобы кого-то брать за образец. До нас были только кооператоры – кооперативы разрешили в конце 80-х. Но не скажу, чтобы они резко отличались уровнем жизни и их было как-то сразу видно.
– А малиновый пиджак у вас был?
– Нет (смеется). Кожанка была. Кожаная куртка.
– Когда начался бизнес, вы что-то себе купили, исполнили какую-то мечту?
– Ну вот кожанку и купил.
– А машину?
– У меня были “Жигули” еще когда я работал на заводе. А когда начался бизнес, я купил себе иномарку. Сейчас даже не помню, что это была за машина…
– А почему вы вот так мыслили – станки, завод? Тогда все кругом бегали с тележками и продавали консервы.
– Первоначальное образование сказалось. Я окончил АПИ, факультет «Технология машиностроения».
– Одно из другого не всегда следует. Я беседовал с человеком – он по образованию радиоэлектронщик, а создал сеть магазинов косметики.
– Сама обстановка двигала к тому, чтобы заниматься этими вопросами. В то время не было вообще красного кирпича. А коттеджи все хотели строить именно из красного кирпича. Душа у людей просила. Спрос был. Мы еще выпускали станок, который делал половую рейку, маленькие деревообрабатывающие станки для гаражной экономики. Габариты – одна четвертая этого стола, а операций много можно делать, даже циркулярка была.
– Обороты миллионные были?
– Наверное. С другими оборотами было не выжить. Мы кредитовались в банке «Агропромкредит», тогда 200 процентов годовых это было просто так, такой процент в договоре был записан. А если просрочил – до 400 процентов.
– !!!!
– Да!
– Вы должны быть каждую гайку продавать с нормой прибыли в 1000 процентов. Это возможно было?
– Нет, конечно.
– А как жили тогда?
– Ты у меня хочешь все секреты выведать.
– 20 лет прошло – сроки давности вышли.
– Не знаю… У нас был еще один путь. КБАЛ в Новоалтайске получил бюджетное финансирование на два жилых дома для своих сотрудников. Один построили, а в конце 1991 года это финансирование кончилось. И мы, когда поняли, что производственный цех не построим, часть своих денег решили вложить в этот второй дом. Выступили инвесторами. Построили девятиэтажный дом, продали квартиры. Смогли, наконец, рассчитаться с банком за этот кредит в 200 процентов!
– За вашу бизнес-историю было время, когда вы как бизнесмен чувствовали себя нормально?
– В первой половине девяностых. Лет шесть было нормально. Но недолго музыка играла. Нас задавила налоговая система.
– Как это? Считается, что тогда налоги были милостивые…
– Нам налоговики звонят 10-го, 11-го числа: «Заплатите НДС». Мы говорим – с чего? мы еще ничего не продали. За что НДС? «Нас это не касается. Вы же запланировали что-то продать, это уже наши деньги, вы будете пользоваться нашими деньгами целый месяц». Вот так они рассуждали. Тогда пошли взаимные неплатежи, начался бартер. Я думаю, в том числе и из-за вот этой налоговой политики. Многие потребители перестали платить «Алтайэнерго». А у нас половина мощностей работала на них. Мы от них зависели. В общем, с 1995 года такие очень тяжкие времена наступили. Самое тяжелое время – 1997 год. Денег не было, мы не могли зарплаты платить. На «Алтайэнерго» брали продукты и раздавали вместо денег. Выживали в то время только те, о ком ты говорил – с тележками…
– А не появлялись мысли плюнуть на все и пойти с тележкой торговать?
– Нет. У нас свет в конце тоннеля загорелся, когда в «Алтайэнерго» пришел Владимир Коновалов, Царство ему небесное. Мы с ним сумели найти общий язык. Они к тому моменту стали становиться на ноги. Обсуждали наши перспективы. Но в начале 2000-х мой компаньон уезжал в Германию – у него отец немец – и мы с Коноваловым пришли к мнению, что надо запускать продажу нашего оборудования и мы закругляемся.
– Не обидно было?
– Как сказать? Десять лет мы отработали. За это время мы были обескровлены и не могли выполнять требования «Алтайэнерго» в связи с недостатком оборудования. Мы продали свое предприятие им. Рассчитывались они с нами года три.
– По итогам вы стали миллионером?
– Хватило рассчитаться с налоговиками.
– То есть, ваша десятилетняя бизнес-история ничего вообще не дала в плане достатка, капитала?
– Что-то дала. В личном плане. Я же не бедный.
– А была возможность вкладывать капитал в акции?
– Как раз после окончания истории с заводом я акциями и занимался.
– Что такое – торговать акциями? Этому в АПИ тоже не учили…
– Ну да. Это собственный опыт. В начале 90-х приезжал какой-то американец и рассказывал, как везде жизнь построена. Рассказывал про избирательную систему, но и о том, что население занимается игрой на бирже, те, кто не является предпринимателем. Следят за котировками, и при падении покупают, при росте – продают. И вот так живут. У них же нет системы, когда ты положил в банк деньги и на проценты живешь. У нас доходило до 12 процентов на депозиты, а у них 1 процент на депозит – сколько надо положить, чтобы тебе хватало? Но благодаря низкой ставке на депозиты у них кредиты бизнесу дают под 0 процентов. У них банковская система нацелена на поддержку предпринимательства. А у нас предприниматель ни тогда, ни сейчас не может взять кредит в банке.
– Вот вы решили работать с акциями. Как это делается? Каждое утро вы заходите на Нью-Йоркскую биржу?
– Нет. Заключил договор со Сбербанком. Они присылали мне обзоры. У них имелось специальное подразделение для обслуживания таких клиентов. Они сами решение не принимали. Когда я давал команду, они покупали или продавали. Через них вся работа и велась. Торговал я на Российской товарно-сырьевой бирже. Вначале были акции четырех компаний, потом я свел весь пакет к «Газпрому».
– Что приносила эта биржевая игра?
– Лет десять назад в год получалось более 200 тысяч.
– А какой капитал нужен для начала?
– 300-500 тысяч рублей для начала достаточно.
– Вы и сейчас занимаетесь акциями?
– Нет. Желание помочь предпринимателям меня подвело. Когда я был исполнительным директором Алтайского союза предпринимателей, взял деньги с акций и вложил под процент в сеть «Подорожник». Раиса Козлова, была такая предпринимательница. А потом там компаньоны поругались, сеть погибла, и ни денег, ни «Подорожника».
– В общем, неудачно инвестировали?
– Ну да.
– А сейчас вы живете на пенсию?
– Ну… Почти.
– Невеселая бизнес-история.
– Я в принципе доволен. Обеспечил детей, их двое, квартирами, машинами.
– Не было мысли, что начинать в 90-е с производства – это было неправильный путь?
– Самый правильный путь – начинать со сферы обслуживания, а потом вкладываться в производство. Как это сделал Александр Ракшин, которого я считаю лидером среди наших инвесторов. У него торговля, торговля, торговля, а сейчас строительство – «Галактика», жилой комплекс на «Локомотиве».
– Но на это ему понадобилось больше 10 лет…
– Да, времени ушло будь здоров. И тяга должна быть к этому. У меня и моих компаньонов такого не было.
– А к каким еще выводам вас привела новейшая история российского бизнеса – и личный опыт, и опыт окружающих?
– Бизнес – основа для развития любого государства. И очень жаль, что ему препятствует политика, проводимая и тогда, и сейчас.
– Что должно произойти, чтобы бизнес ожил?
– Надо отменить налоги на производство. Оставить подоходный, а остальные отменить. По сравнению с доходами от продажи сырья эти налоги составляют мизер. Доля налогов малого и среднего бизнеса и вовсе незначительна. Пользы от этих налогов неизмеримо меньше, чем вреда.
– Вы были исполнительным директором Алтайского Союза предпринимателей. Сейчас – исполнительный директор «Деловой России». Зачем вам в ваши почти 73 года эти «общественные нагрузки»?
– Еще будучи предпринимателем, я не сторонился общественной жизни, ходил на съезды предпринимателей. Активно интересовался политическими партиями. Мне нравится, что я волей судьбы попал в «Деловую Россию». Именно там обозначаются проблемы, которые мешают бизнесу. В 90-е считалось, что интересы предпринимателей представит Торгово-промышленная палата (ТПП), как это происходит, например, в Германии, где ТПП решает все проблемы бизнеса. Но у нас ТПП занялась сертификацией, вопросами, которые вроде и важные, но не основные.
В результате стали возникать организации по размеру бизнеса: крупный – Российский Союз промышленников и предпринимателей (РСПП), средний – «Деловая Россия», малый – «Опора России». Первым появился РСПП, сразу оказался при кормушке, и ни о каких проблемах разговор не вел. «Опора России», в силу того, что они малый бизнес, тоже о проблемах говорить не решается. Осталась «Деловая Россия». Она с самого начала громко говорила о проблемах. Я был участником нескольких конференций в конце нулевых годов – там камня на камне не оставляли от политики нашего правительства по отношению к бизнесу. Путин туда боялся приехать, присылал Дворковича. Путин обычно ходил к РСПП или к «Опоре».
– А какие проблемы «Деловая Россия» поднимала?
– «Деловая Россия» заявила о себе серьезно, когда председателем стал Борис Титов (Борис Титов председатель «Деловой России» с 2004 года. – Прим. «Капиталист»). Благодаря ему, «Деловая Россия» выступала против судебного произвола, когда под всякими предлогами, используя проверки, легко отнимали бизнес. Титов сумел создать на этой волне институт Уполномоченного по защите прав предпринимателей при Президенте России. Нельзя сказать, что это здорово помогает, но что-то в этом есть.
«Деловая Россия» была единственной структурой, которая предупреждала о гибельности зависимости российской экономики от сырьевой иглы. Особенно большим противником «Деловой России» был товарищ Кудрин. (Алексей Кудрин, министр финансов РФ в 2000-2011 годах. – Прим. «Капиталист».) Он типичный бухгалтер, который забоится только о том, чтобы сохранить кубышку.
– Ну да, поэтому и созданы эти фонды – «Фонд национального благосостояния», «Фонд будущих поколений»… При том, что деньги надо вкладывать в свою же экономику… Если они понимали, что деньги в свою экономику вкладывать неэффективно, то надо было давать себе ответ – почему…
– Да. А они отправили деньги в американские банки под мизерный процент.
«Деловая Россия» первая заявила о перекосе банковской системы, о том, что невозможно развивать бизнес с такими кредитными ставками.
Наша банковская система ни к чему не годна. Вот ввели сакнции, нам обрезали доступ к западным деньгам. Мы брали там под 3-4 процента, раздавали тут под 15-20 процентов, вот и весь банковский бизнес.
У нас не банки, это сберкассы. Каждый банк стремится получить деньги от населения, поэтому им надо держать более-менее пристойный процент по депозитам. Но если процент по депозитам для населения хотя бы десять, то кредиты он должен давать под 18-20 процентов.
– Но разве не из-за инфляции банки держат такой процент? Если инфляция 12 процентов, кто будет класть деньги в банк под 2 процента?
– До инфляции мы дойдем. Банки вносят свой вклад в инфляцию. А главной движущей силой инфляции является рост тарифов естественных монополий. Это позиция «Деловой России». Все естественные монополии – это бизнес, за каждым направлением стоит собственник. Почему государство каждый год этому собственнику повышает тариф? Они говорят: «Это мы берем на инвестиции!» Но чем они отличаются от обычных предпринимателей? Обычный предприниматель, если задумал сделать революцию в производстве, купить оборудование – он идет в банк и берет кредит. Вот пусть нефтяники и газовики тоже идут в банк. Но они идут к государству и оно по их просьбе берет деньги со всех нас в приказном порядке. Это и есть движущая сила инфляционных процессов.
Еще одно направление работы «Деловой России» – мы предложили избавиться от проверок. Проверяющих структур у нас, с местными органами власти, около шестидесяти. В то же время, весь мир живет на риско-ориентированном подходе к проверкам. Проверяют те предприятия, которые могут создать риск для жизни человека. В каждой отрасли таких предприятий 5-8 процентов. Во всем мире их и проверяют. Магазины, рестораны, ателье – чего их проверять? Там кирпич на голову не упадет. А если тебя плохо обслужили, то ты в этот заведение просто больше не пойдешь. Главный контролер в этой системе – конкуренция.
Еще одна проблема – налоги. Предприятия платят гигантские деньги. По уровню налоговой нагрузки мы занимаем 154 место в мире. Наш сосед Казахстан – у них налоги на 30 процентов ниже. Часть предпринимателей Алтая и Сибири регистрируются в Казахстане, чтобы налогов меньше платить. У нас, кроме налогов, существует еще около 70 неналоговых платежей. Кадастровая стоимость – это же не налог, но платить ее надо. А она еще лежит в основе расчета налога на недвижимость. Вот через эти неналоговые платежи нагрузка на бизнес растет и растет.
В 2010 году «Деловая Россия» разработала модельную программу развития инвестиционного климата в регионах. В октябре, накануне презентации этой программы ею заинтересовался Путин, и газета «Ведомости» дала обзорную статью по инвестклимату, в котором назвала пять регионов, где инвестклимат находится на самом низком уровне. В этот «черный список» попал Алтайский край.
«Ведомости» делали ссылку на «Деловую Россию». И вот только вышли «Ведомости», мне из нашего управления экономики и инвестиций звонок: «Почему вы дали такие данные?!» Я говорю: «Мы ничего не давали, нас никто не спрашивал». Нас с Матвейко вызвали к Карлину. Неплохо, что наша власть читает «Ведомости». Минут через пять после первых криков Карлин заинтересовался. И к апрелю 2011 года в крае родилась пятилетняя программа развития инвестиционной привлекательности. Между «Деловой Россией» и краем был заключен договор на внедрение этой программы.
– Что предусмотрено в договоре?
– Создание Наблюдательного совета, рассмотрение вопросов инвестиционной привлекательности. Много чего. Есть интересный пункт – каждый губернатор должен сообщить потенциальному инвестору свой личный телефон. Чтобы инвестор имел возможность звонить напрямую.
Туризм, сельхозпроизводство, сельхозпереработка – эти направления базируются на малом и среднем бизнесе. Есть цифры, что в развитых странах доля малого и среднего бизнеса составляет 60-70 процентов внутреннего валового продукта. По России доля оценивалась процентов в 14. У нас в крае было 22-24 процента, недавно на Столыпинской конференции губернатор сказал, что у нас доля 30 процентов. То есть, показатель выше российского…
Следующий шаг «Деловой России» закон о Территориях социально-экономического опережающего развития (ТОР). Он был разработан уже после ухода Бориса Титова на должность Уполномоченного при Президенте России по правам предпринимателей, по инициативе сопредседателя «Деловой России» Александра Галушки. Это закон для Дальнего Востока,
Галушка, очевидно, знал, что его сватают на Дальний Восток. (Александр Галушка сейчас министр Дальнего Востока. – Прим. «Капиталист».) Но, благодаря позиции «Деловой России», там прописано, что и другие территории могут в этом законе участвовать, в том числе моногорода. У нас хотят в эту программу включить Заринск. (Также Новоалтайск – подробнее смотри интервью Сергея Мухортова. – Прим. Капиталист».) Вхождение в программу дает прежде всего налоговые льготы. Я знаю, что Карлин просил Путина распространить на туристические направления закон о ТОР.
– Но не проще ли уменьшить налоги всем, в целом, и тогда бизнес сам превратит любую территорию в ТОР?
– Да, это самое простое. Я читал материалы о законе ТОР – там столько наворочено. Управляющие компании какие-то создавать. Вроде дело хорошее задумали, а столько рогаток, что не знаю, двинется ли это… «Деловая Россия» постоянно говорит о необходимости снизить налоги.
– Все хочу спросить – что у вас за значок?
– Литовский. Моя мама литовка. Отец украинец, из Майкопа. Он был офицер. Когда началась война, они были в Прибалтике. Мама со старшей сестрой уехали в Майкоп, к матери отца, а отец воевал, был в первые месяцы ранен, оказался в госпитале в Ишиме. Его признали негодным к строевой, оставили служить в Сибирском военном округе. Так он попал в Тобольск, где родился я. Отец, когда собирался в отставку, хотел перебраться в Майкоп и повез нас посмотреть на те места. Но выбрал не тот месяц. Был июль – такая жара! Мама сказала: “Я сюда не поеду!” А отец: “А я в Литву не поеду!” И для окончания службы он выбрал Барнаул. Я сюда приехал, отслужив в армии, поступил в АПИ. Но иногда бываю в Литве, у меня есть литовское гражданство.
– А по-литовски что-то знаете?
– (смеется) Taip (да)
– А вот если бы сейчас опять был 1991 год – вы бы пошли в предприниматели?
– Если бы мне опять было 46 лет – пошел бы!..
Завтраки с “Капиталистом” проходят в ресторане “Парус”. Отличная кухня, свежий воздух, прекрасный вид на Обь, набережная и еще теплое сентябрьское солнце – что еще нужно, чтобы отдохнуть душой и телом от работы?!
Материалы по теме:
