Нынешний год объявлен Годом экологии. Экологические проблемы – важная и существенная часть социально-экономической повестки Алтайского края. А их решение неразрывно сопряжено с развитием региональной экономики, приоритетами которого объявлены аграрное производство и туризм. Поэтому мы и решили встретиться с известным не только на Алтае, но и в России экологом Михаилом Шишиным. Впрочем, защита окружающей среды – только часть его жизни. Человек он разносторонний, что называется, универсальный – ученый, общественный и медийный деятель, путешественник, «народный дипломат»…
ВОЛШЕБНАЯ СИЛА ИСКУССТВА
– Михаил Юрьевич, вы начинали учиться в Алтайском политехническом институте, даже окончили механико-технологический факультет. Короче, технарь… А потом вдруг резкий поворот в гуманитарную сферу. Почему?
– В политехе учился у замечательного человека профессора Валерия Львовича Злочевского. Но на 3 курсе понял: не мое. Хотя и брал тройные интегралы, и разбирался в аэродинамических характеристиках сепаратора, который под руководством Злочевского мы разрабатывали. Но всё-таки я – гуманитарий. Я и формировался как гуманитарий. Ведь Рубцовск, где я родился и вырос, город исключительный. С одной стороны, там было много интеллигенции, эвакуированной или бежавшей от войны, освобожденной из лагерей и селившейся в силу запретов в маленьких захолустных городах. Например, я был лично знаком с жившей в Рубцовске Галиной Ивановной Бесединой, легендарной левой эсеркой. Она прошла через все лагеря и «сидела» в зоне по соседству с Солженицыным. А с другой стороны, на рубцовских заводах работал расконвоированные заключенные, уголовники и рецидивисты. Такой вот город контрастов!
Надо признаться, в «политех» я попал случайно. Не очень хорошо заканчивал школу, надо было куда-то определяться. Решил поступать на строительный факультет, но не набрал баллов и попал на механико-технологический. Ну, а потом, наверное, сказалось воспитание в семье: взялся – доводи дело до конца. Понимал, что это не моё, но нужно было вот довести дело до конца. И я довёл, даже отработал. И вместе с тем уже с 3 курса стал, сбегая порой с занятий в «политехе», ходить на лекции в институт культуры, к замечательному совершенно человеку – Ларисе Иосифовне Снитко. Это первый искусствовед края, защитивший кандидатскую диссертацию. Но дело не в степени. Она по сути искусствовед. И даже сегодня для меня, несмотря на все мои достижения, она в известном смысле пример и идеал. Она настолько хорошо разбиралась в искусстве, она настолько хорошо знала историю, настолько чутко относилась к произведениям искусства, что могла в какой-то маленькой, на первый взгляд, малозначительной вещи увидеть что-то большое, значительное, заметное. Она была настоящим интеллигентом. И я счастлив, что подружился с ней.
– Получается, метались меж двух огней?
– Ну да, получается так. Мне было там, в институте культуры всё совершенно органично, передо мной разворачивался совершенно иной мир. Закончил я политехнический институт, был распределён в монтажное правление, отработал все три года. Надо сказать, работа эта меня закалила, но не изменила. Приезжал из командировок и – к Снитко, которая меня вводила в мир искусства, знакомила с художниками. И однажды она мне сказала: «В художественном музее освобождается ставка младшего научного сотрудника. Решайся!». Конечно, по зарплате это несопоставимо было с теми деньгами, которые я получал в своем монтажном управлении. Но я решился, семья поддержала, за что я своим близким благодарен по сей день. Впрочем, о какой-то карьере в музее я никогда не думал. Административная работа меня никогда не привлекала.
ПРОЧНЫЕ ЦЕННОСТИ И КРЕПКИЕ ЛЮДИ
– Был ещё один важный поворот в вашей жизни. Я имею в виду перестройку и экологическое движение. В те годы вы стали заметной фигурой в общественной жизни Алтая – протесты против испытаний на Семипалатинском полигоне и строительства Катунской ГЭС. Как связаны искусствоведение и экология?
– Ну, думаю, это всё эпоха. Мы ведь все тогда ходили в туристические походы. А там тогда ведь многое происходило. Поход – это ведь не только и даже не столько тропа, это ведь разговоры у костра.
-То есть вы такой типичный «шестидесятник»? Песни под гитару, турпоходы, разговоры у костра…
-Да, да. Это всё было. Потом, мы же формировались на волне новых каких-то книг, фильмов и т.д. Вот мы сейчас с вами сидим в помещении магазина «Подписные издания» (сейчас в нем располагается ресторан «Цицаки» – А.К.). Здесь получали книги, а во дворики мы чуть ли не ночами караулили подписку, занимали очередь, ждали переклички. Это всё было, и ведь не так уж и давно! Человек, который выписывал журнал «Иностранная литература», был почти героем. Как нынче обладатель «Лексуса». А сколько книг переписывали, от руки, ксероксов ведь не было! «Синька» где-то была на моторном заводе («Синька» – ушедшая в прошлое после появления ксероксов технология копирования, обычно чертежей, с помощью контактной печати на светочувствительной бумаге. Копии получались негативными по отношению к оригиналу: тёмные линии были светлыми, слегка подкрашенными в голубой, а фон был тёмно-синего цвета. Именно цвет фона дал этим копиям название «синька» – А.К.). Вот журналы и всё остальное синили и читали. Вот такие были ценности. Какие-то очень прочные. И там, в походах, это всё больше шлифовалось. В рюкзаках были, действительно, книги, я помню это. И у меня были, и не расставались с такими книгами. И у ночного костра был не просто трёп, там были очень серьёзные разговоры. Сегодня я даже в некотором смысле, скучаю по ним. И по тем целостным людям, которые тогда были рядом с тобой. А утром встаем и начинаем выжимать спальник, это же были не нынешние спальники, господи. Мы вдвоём его крутили в разные стороны, чтобы выжать его от ночного дождя. И люди-то были такие крепкие, спокойные, никто не говорил никогда о деньгах. Не то чтобы они были не нужны, а как-то не хватало на это времени вообще. Лучше обсудить новый фильм Тарковского, разобраться с ним. Я помню, костёр прогорает, а мы спорим о «Сталкере». Ну до упоения просто!..
– Тарковский, Высоцкий, Стругацкие…
-Да, и Стругацкие, конечно. Мы ждали тогда появление книг, «Роман-газету» и «Новый мир» до дыр зачитывали, друг у друга брали на две ночи. Поэтому экология, общественная деятельность стала естественным продолжением.
РАЦИОНАЛЬНОСТЬ СПРАВЕДЛИВОСТИ
– Экологическое движение вызвало в конце 80-х невиданный общественный энтузиазм. Вы с Виктором Семеновичем Ревякиным, помнится, собирали в Барнауле многотысячные митинги…
-Да, Виктор Семёнович Ревякин был первым. Вот здесь же, на Ленинском проспекте, мы организовывали «живую цепочку» против Катунской ГЭС. Это было. И лагерь был у нас в створе будущей Катунской ГЭС. Всплеск этот, о котором вы говорите, наверное, был вот чем подготовлен. У многих не хватало такой вот общественной, гражданской самореализации. Все ограничивалось раньше разговорами на кухне или в тех же турпоходах. А с перестройкой стало немножко посвободнее что ли. Ну и писатели, фильм «У озера» и прочее. Они же ведь готовили сознание. В конце концов этот всплеск и произошёл. Потом, знаете, я думаю, у нас очень сильный архетип справедливости – несправедливости, мы это чётко осознаем. Порой интуитивно, инстинктивно, на уровне ощущений… Чувствуем, что несправедливо что-то, неправильно, что так не должно быть и так далее. Вот чувствуем, хотя порой и объяснить рационально это чувство не можем, артикулировать его! И вот на волне этих настроений и возникло это движение. Нас излишней эмоциональностью и отсутствием рациональности как раз тогда наши оппоненты и попрекали. Ну, а когда удалось все-таки остановить строительство Катунской ГЭС, выяснилось, что там просто нету никакой рациональности. Нет – от слова «вообще»…
– Прошло уже 30 лет. А вы считаете, что правы тогда были, выступая против Катунской ГЭС?
-Абсолютно правильно. А тогда возникло удивительное движение, которое охватило чуть ли не всю страну, тогда СССР. Одной из первых откликнулась Прибалтика, в Верховный совет, в правительстве России мешками шли письма протеста против Катунской ГЭС. Со всей России, из Украины, Молдавии и т.д.
– Но инициатива исходила от вас?
– Было несколько стойких, крепких людей, в Новосибирске, в Барнауле, в Горном Алтае.
– Сегодня не жалеете ни о чём, взгляды не пересмотрели?
-Нет, ну ошибки были, как без них. Нет, я думаю, что вот в этой части всё было совершенно справедливо. Сегодня едешь вдоль Катуни и видишь, что по ней сплавляются люди, стоят палатки, строятся турбазы и дома отдыха. А ведь всего этого могло и не быть. Вот я совсем недавно из Монголии возвращался, смотрю, в Кош-Агаче стоит солнечная батарея, большая солнечная батарея. И под Горно-Алтайском тоже строят солнечную батарею. А я ведь помню как некоторые нынешние руководители с поразительным пафосом утверждали, что не может быть этого на Алтае.
– А вскоре на волне спонтанного, во многом стихийного движения появились первые экологические организации…
– Первой экологической организацией на Алтае, созданной по новому типу, стал Социально-экологический союз. Потом многие от нас отходили, отпочковывались, создавали свои объединения. Но первой, вот вообще первой, был Социально-экологический союз.
– Появились какие-то политические амбиции?
– Нет, как-то слава богу, сразу сложилось, что политика – это не наша тема…
– Но ведь Ревякин стал депутатом Верховного Совета?
– Виктор Семёнович пошёл не столько от Социально-экологического союза, сколько сам по себе, как профессор университета.
«ИНОСТРАННЫЕ АГЕНТЫ»
– В 1997 году возник фонд «Алтай – 21 век», который вы создали и который успешно и благополучно работал до 2015 года. Какими проектами, осуществленными фондом, вы гордитесь?
-Ну, самый крупный и за который никогда не будет стыдно, это включение 5 территорий Республики Алтай во всемирный список ЮНЕСКО. Это был очень крупный проект, он осуществлялся несколько лет. Там такие перипетии были, с таким сопротивлением сталкивались! Помнится, наш вертолет даже несертифицированным бензином заправляли. А ведь мы везли не кого-нибудь, а представителей комиссии ЮНЕСКО!
– Это по нынешним временам можно классифицировать, как попытку теракта…
-Да, да, да… Человек вот так курит и заправляет, полупьяный вообще. Сейчас смешно, а тогда не до смеха было. Как бы то ни было, этот большой проект завершился успешно. Пять территорий, в том числе Телецкое озеро, два заповедника, плато Укок, были включены в список всемирного наследия. Думаю, это хороший результат. По-моему, в 1998 году это было. А недавно фонд «Алтай – 21 век» отнесли в разряд иностранных агентов.
– ???
– Смешнее этой формулировки для меня придумать ничего невозможно, и аргументов против этого много. Я думаю, что это просто такой чиновничий беспредел. Кого-то надо было закрыть в Алтайском крае. А иначе как деятельность многочисленных чиновников многочисленных объяснить-то? Ведь они живут, работают, получают зарплату, а что они делают-то? И вот наконец они нашли и поймали иностранного агента. ФСБ нас не поймало, они, выходит, проморгали, а тут, оказывается, иностранные агенты были под боком, а управление юстиции нас разоблачило. Я даже не хочу больше ничего говорить, это просто все настолько смешно…
– Но ведь вам, наверное, не до смеха. Двадцать лет исполнилось бы в этом году (Год экологии, между прочим!) вашему детищу, фонду «Алтай – 21 век», который известен не только в крае и России, но и в мер. А его накануне юбилея вдруг – бац! – и закрыли. Не обидно?
– Обиды нет, есть понимание. Кто знает историю и философию, у того не может быть обиды. Кто от этого проиграл? Мы, общественная организация, проиграли? Нет. Ну, кто-то там отчитался, мол, изобличили иностранных агентов. Ведь это не столько по нам ударило. Произошло резкое отбрасывание экспертного сообщества от участия в решении важнейших проблем. Ведь кто участвовал в нашей работе? Это активные, компетентные люди со всей страны, которые за 20 лет накопили ну столько много опыта, столько знаний, что, понятное дело, на голову выше всех этих чиновников. Сейчас этим экспертам сказали: «Вы не нужны». Ну не нужны и не нужны. Эксперт умрет, что ли, когда ему такое говорят? Нет, фигурально выражаясь, умирают те, которые от него отказываются.
– Михаил Юрьевич, а почему у нас (не только в России, ну у нас это, может быть, более заметно), экологические проблемы постоянно пересекаются, а то и вступают в прямое противоречие с политикой? Подчас любая экологическая проблема приобретает политический характер, причем нередко в каких-то уродливых, гротесковых формах…
– Здесь просто. Я думаю, мы вообще относимся к природолюбивой нации. Кстати, слава тебе господи, что на федеральном уровне вспомнили об экологии, объявив нынешний год Годом экологии. Поэтому лозунги защиты природы очень популярны, привлекательны. Они могут консолидировать значительную часть населения, использовать как инструмент мобилизации граждан и в политике. Недаром говорят, что перед выборами все наши политики «зеленеют», активно используя экологическую риторику. Уверен, что у политиков есть хорошие аналитики, социологи, политтехнологи, которые сканируют и мониторят общественные настроения. Тем более в СМИ более чем достаточно объективной информации о том, что мы едим, пьес, чем дышим и т.д. Картина, прямо скажем, нерадостная, и людей это волнует. А это, в свою очередь, беспокоит политиков, превращаясь, таким образом, в фактор политической жизни.
«КАТУНЬ», КОТОРОЙ БОЛЬШЕ НЕТ
– Михаил Юрьевич, закономерным продолжением вашей общественной деятельности стало появление по своему уникальной телекомпании «Катунь». Как зародилась идея создания экологического телеканала, чуть ли не первого в России и пока единственного в своем роде в Сибири?
– Ну, собственно говоря, это вполне закономерно. Ведь разруха не подъездах, она – в головах, в сознании. Поэтому собралась группа людей, которые были готовы, которые имели уже опыт, обсудили и возникла идея. Было очевидно, во всяком случае, для меня, что экологические настроения очень сильны, что публичное, общественное обсуждение этих проблем востребовано, есть ощутимый социальный запрос, люди хотят получать эту информацию и даже ищут её. И название – «Катунь» пришло как-то само собой, оно как-то организовывало людей, формировало сознание.
Всё начиналось с двух видеокассет, на энтузиазме, всё делалось с какими-то великими ухищрениями. Это было абсолютно не коммерческое предприятие, которое сегодня в принципе невозможно и недоступно по деньгам. И операторы, и журналисты работали просто самоотверженно, большей частью на энтузиазме. Сейчас, когда телеканала уже нет, думаю, что мы приняли правильное решение, создавая его. Ведь тогда годы-то были озверелые. Чёрт-те что творилось на телевидении – ни детских, ни образовательных программ и в помине не было! А мы их делали, давали трибуну ученым, параллельно проводили конференции. Приглашали на ТВ цвет российской науки. К примеру, Татьяну Петровну Григорьеву, лучшего япониста России. Люди вспоминают до сих пор. К слову, «Катунь» оказалась чуть ли не последним местным частным телеканалом, одним из последних закрылась.
– Сейчас у вас правопреемник – «Катунь-24»…
– Ну, слава богу (смеется – А.К.). А то меня всё время спрашивают, почему она теперь такой стала, ваша «Катунь». А я и не знаю, что ответить…
ДОМ, КОТОРЫЙ РАСТЕТ МЕДЛЕННЕЕ ВОЛОСА
– В 2003 году вы участвовали в создании организации приграничного сотрудничества «Наш общий дом – Алтай». Для чего она создавалась? С какими трудностями столкнулись? Все-таки проект международного масштаба…
– В этом году двадцать лет, как я путешествую по Монголии. В 1997 году первый раз я там оказался. Время тогда у нас было очень тяжелое. Помню, тогда в нашей краевой администрации краевой не знали, кто губернатор в соседней монгольской территории. Первые письма о том, что хорошо бы дружить, повезли в Монголию учёные. Нам поверили, принимали губернаторы…
– Народная дипломатия, понимаешь…
– Абсолютно народная! Мы им рассказываем об Алтае, они расспрашивают – тоже ничего не знают. В общем, как-то подготовили. Но, прямо скажем, были личности, которые сыграли здесь ключевую, решающую роль. Это Александр Григорьевич Назарчук, председатель краевого Совета, и его заместитель – Борис Владимирович Ларин. Небольшая группа ученых пришли к Назарчуку, объяснили ему, тот позвал Ларина, и закрутилось. Вот они-то поверили, ухватились за эту идею, и в конце концов стало все как-то складываться постепенно. Сначала встречи были по линии законодательных собраний. А потом и исполнительная власть подтянулась. Теперь это вполне работающий механизм, а начиналось всё это ещё в 2000-х годах. Тогда регионы Большого Алтая в Китае, Монголии просто ждали какого-то импульса, искали сотрудничества, были готовы к налаживанию контактов и связей. И мне казалось, что очень несправедливо, что мы не сотрудничаем друг с другом. Ведь мы живём рядом, гора-то одна, мы просто с разных сторон ее находимся. И нет никаких контактов. А они должны быть, не только в экономике, гуманитарной сфере, но и просто чтобы знать, что происходит у соседей. Хотя бы с точки зрения безопасности, не говоря уж об обмене опытом. Ведь так же не бывает, что если у соседа пожар, то нас это никак не касается. К слову, последние события в мире показывают, насколько существенно взаимовлияние соседних, сопредельных территории. И при любых раскладах нужно точно знать, что происходит у соседей. Только так мы можем совместно решать возникающие проблемы, а они сейчас просто нависли над нами в буквальном смысле этого слова.
Вот «Наш общий дом – Алтай» и замысливался как площадка, которая могла бы постепенно наращивать совместные усилия, соединять и координировать деятельность в образовательной, информационной и экономической сферах.
Взять хотя бы климатические проблемы. Ведь ясно, что Алтай здесь играет ключевую роль. И совершенно очевидно, что ситуация будет осложняться по нарастающей. Можно еще долго что-то придумывать, откладывать на потом, но все отложенные вещи в конце концов плохо заканчиваются.
– А вам не кажется, что потенциал этой организации используется не в полной мере? Ведь поначалу на этой площадке строились такие грандиозные планы совместного сотрудничества.
– Не до конца используется, это точно. Здесь, как всегда, человеческий фактор начинает вмешиваться, когда многое зависит от отношения того или иного руководителя. Везде сейчас – в России, Китае, Монголии и Казахстане – все практически сведено к политической воле одного человека, который и принимает решение. Только губернаторы начинают входить в курс дела – бах! и его переизбрали. Появляется новый, начинают снова друг к другу присматриваться. А значит, все подтормаживается. Это издержки объективного свойства. Но есть и положительные результаты, которые мы ещё не до конца оценили. Эти все разговоры о том, что нужно дружить, они же ведь подтолкнули к практическим делам. Ну, пошли же наконец кольцевые туристические маршруты Китай-Россия-Монголия-Казахстан! Они появились. Строятся и хорошо заполняются турбазы там, где мы считали оптимальным. Проводятся спортивные и туристические соревнования. Работает Школа молодых учёных, выпускники которой уже сделали карьеру, стали кандидатами наук и возглавили кафедры в своих вузах. В непростых условиях ее проводим, не хватает поддержки. Но ведь проводим каждый год! На Востоке говорят: «Дом растёт медленнее волоса». Если говорить о совместных экономических проектах, я думаю, всё только начинается.
СТРАТЕГИЧЕСКАЯ ОБЛЕПИХА
– А есть перспективы сотрудничества регионов Большого Алтая в области экономики?
– Конечно! К сожалению, мы вовремя не отреагировали на серьёзные изменения климата, которые приводят к катастрофической деградация территорий Монголии, частично Казахстане и Китая. Речь идет об опустынивании. Надо было раньше браться за это всё. С помощью различных структур, в том числе и международных фондов. Сейчас заговорили о том, что алтайскую облепиху нужно садить потому, что, во-первых, это экономически выгодно, во-вторых, это останавливает пески. Все это крайне актуально для Монголии.
– Знаю, что другие страны, Япония и Китай, в частности, да даже американцы, активно осваивают монгольский рынок. А мы?
– Да, вот абсолютно точно. Мы? Почему-то в стороне. Во многом это наш какой-то снобизм. Во-первых, непонятно, что нам там делать, во-вторых, нефти нет, в-третьих, там всё равно и так все «наше» и так далее. Этот снобизм и верхоглядство довели ситуацию до того, что мы своё влияние в Монголии утрачиваем просто катастрофически. И теперь нужно опять догонять. Простой пример. Еще 20 лет назад я спокойно со всеми говорил по-русски. Сейчас по-английски даже не могу говорить. Они ни английского (ну это-то ладно!), ни русского многие не знают. При этом многие монголы говорят: верните нам русское образование, верните русский язык, нам это очень нужно!
-Ну, а Алтайскому краю-то что, что мы можем получить и что мы можем предложить, если прагматично рассуждать?
– Прагматично будет, если Алтайский край, ну и вообще Сибирский федеральный округ, возьмутся и начнут активно работать в Монголии. В противном случае, мы доведем дело до того, что самим скоро придется принимать потоки беженцев. Я это не раз говорил, причем на высоком уровне.
– А что, может ситуация и до этого дойти?
– Вполне. Деградация площадей и сельскохозяйственных угодий там идёт катастрофическими темпами. Они сейчас как-то сглаживают последствия за счёт внутренней миграции, переезжая либо в города, либо в юрточные городки вокруг Улан-Батора. Но это не может бесконечно продолжаться. Монголы должны будут что-то делать, а если все-таки не остановят деградационный процесс, то прямо мне говорят о перспективах: «Ну, к вам перекочуем». А кто их здесь ждет, кто принимать-то их будет? Кто будет вообще решать эту проблему? Все, кто находится в приграничной зоне. Не уверен, что потенциала Республики Алтай достаточно будет для приема беженцев.
– А побегут все-таки к нам, не в Китай?
– К нам, к нам. Я разговаривал с министром экологии Монголии. Он рассказал, что провели уникальную акцию: вывезли всё правительство и парламент в Гоби и показали, что ждёт страну. Дескать, давайте что-то предпринимать. А идёт там масштабное опустынивание. У них есть проект, который называется «Зелёная стена». Он предполагает создание грандиозной зелёной лесополосы, которая должна отсечь уже просто деградированные территории от степи. Им необходим наш научный потенциал, который может помочь Монголии. Надо решать на федеральном уровне. У них в этом году жесточайшая засуха. Губернатор Ховда мне говорил, что у них всего 30 процентов от годовой нормы выпало осадков. Значит, не будет травы, они ожидают, что будет холод, снег зимой. А это значит, падёж скота. И как следствие – гуманитарная катастрофа. Куда они пойдут за помощью? Естественно, к нам.
– Но ведь есть не только гуманитарный аспект, который сейчас нередко относят к т.н. «мягкой силе». Есть, наверное, и чисто экономические интересы.
– Безусловно. Мы можем активно участвовать в развитии рынка производства «чистой» сельхозпродукции. Во всем мире он растет по экспоненте. В традиционной для Монголии отрасли животноводства им нужно помочь в селекционной работе, в организации ветеринарной службы. В Алтайском крае имеется в этой области колоссальный опыт. Монгольское мясо уникально по составу аминокислот, это уже подтверждено исследованиями. Это вообще не просто мясо, а настоящий иммуномодулирующий продукт. Его можно и у нас в Бийске перерабатывать. Что раньше и делалось. А можно организовать производство на территории Монголии. Они готовы к этому. Идеи евразийцев была в том, чтобы не только широтные связи усиливались, а ещё и долготные связи. Потому что мы взаимно дополнительны той же самой Монголии. То, что есть у них, нету у нас. То, что есть у нас, отсутствует там. Ну, не умеют они выращивать пшеницу, не растет она у них. На нее просто страшно смотреть. Так зачем вы это делаете? Ну вы же лучше разводите баранов, вы просто мастера в этом деле, так и занимайтесь этим! Рядом – Алтайский край, откуда вам привезут комбикорм, какой хотите. Вот это и есть наш общий дом Алтай. Нужно только налаживать такую кооперацию и поддерживать ее.
ПОДСТЕЛИТЬ СОЛОМКУ
– Можно ли экологические, природно-климатические преимущества Алтайского края как-то монетизировать во вполне осязаемые и прагматичные вещи – деньги, инвестиции, осуществление каких-то экономических проектов, создание новых рабочих мест и т.д.? Какую роль может сыграть Киотский протокол?
– Я первоначально на всё это смотрел с некой грустью: ведь всё же правильно, почему не делается-то? А потом я понял: есть инерция, вот просто есть инерция человеческого сознания, это раз. Второе: низкий уровень управления. Люди, которые могут принять решение, к этому не готовы. Когда я говорю, что нужно заниматься биогазовыми установками, что это перспективно, мне в хорошем таком, отремонтированном кабинете отвечают: «Михаил Юрьевич, ну, о чём вы говорите, у нас же Сибирь тут» А Канада? Другая что ли территория? Да там такой же климат! Проще говоря, есть такая инерционность. Край спасает урожай, не за что ругать-то, понимаете? Дожди идут, пшеница зреет, убирай её и всё. Вроде бы всё хорошо. И вот они так ретиво отчитываются. А за что отчитываться? Это снег и дождь дал вовремя. И механизаторы действительно поняли, что лучше хороший трактор использовать, чем старый трактор и так далее. Особой-то заслуги и нет. Так вроде бы всегда у нас будет, слава богу. А если нет? Почему мы не готовимся, почему соломки-то себе не подстилаем?
У нас особого рода инерционность, это алтайская инерционность – на мой взгляд, «родовая характеристика» нашей местности. И так по всей стране… Но во всём мире-то не так! Чиновнику хорошо: ну, уволили его, но он на государственной службе побыл, и достаточно. А бизнесу куда с этим свинарником, коровником, птичником деваться? А с тебя же будут спрашивать: «Свинки? Хорошо. Сколько свинок?». А дальше включается компьютер, и он выдаёт: «Ваша ферма, выбрасывает ежедневно n-ое количество тонн метана». Метан у нас как по коэффициенту 1 к 20 CO2. Тонну выбросили метана? 21 тонна СО2. Сколько он у нас рынке стоит? А к 2020 году он должен стоить около 12 долларов. Вот давайте-ка, ребята, платите. Вот к этому дело и идёт. Но никто в это никак поверить не может. Надеются, авось пронесёт. Не пронесет!
– Вы же в свое время встречались и с руководством края, с губернатором…
– Да там наверху-то полное понимание. Александр Богданович (Карлин, губернатор Алтайского края – А.К.), он там больше слышит…
– Ближе к богу, наверное…
– Кто у нас сегодня бог?.. А вот дальше, вниз по его губернаторской вертикали. Как вода в песок уходит.
ЧИТАЙТЕ ДОСТОЕВСКОГО
– С полей политических к внутреннему пространству Михаила Шишина. Какие-то у вас, помимо работы, хобби и увлечения?
– Читать книги и путешествовать. Этого, считаю, вполне достаточно.
– Книга, которую сейчас читаете или которая произвела на вас самое сильное за последнее время впечатление?
– Вновь с невероятной силой потряс Фёдор Михайлович Достоевский «Братьями Карамазовыми». Не помню, который раз его перечитываю…
– Мы с вами совпали, тоже недавно перечитал. Впрочем, как и «Бесов»…
-У меня просто такое ощущения, что до той поры пока вся страна не прочитает «Братьев Карамазовых», ничего не будет. Думаю, что в течение жизни нужно несколько раз перечитывать. Начинаешь говорить совершенно другим языком, у тебя формируются новые вопросы. И ты просто совершенно отчётливо получаешь на них ответ.
– Ну, а если говорить о путешествиях, то ваше самое любимое место – это…? Хотя, я так понимаю, ответ очевиден, коли вы уже два десятка лет ездите каждый год в Монголию. Но, может, что-то помимо Монголии?
– Вообще – Алтай. Большой Алтай. К сожалению, я хорошо понимаю, что вряд ли хватит жизни, чтобы с Алтаем близко познакомиться.
– Вы весь Большой Алтай объехали?
– Да, был везде. Всюду Алтай прекрасен, везде живут замечательные люди. Мне, наверное, вообще более симпатичен, духовно близок Восток. Не то, что мне Запад не нравится. Я, к примеру, был просто потрясён музеем Родена в Париже. Но, как ни крути, Восток мне все же ближе. Лишний раз в этом убедился во время прошлогодней замечательной поездки в Индию. Для меня любое путешествие — это новая информация, новое сплетение каких-то узелков. И у меня абсолютное ощущения, что Евразия – не обширна, она плотна и вся связана множеством невидимых нитей. И в центре Евразии – Алтай…
СПРАВКА. Михаил Юрьевич Шишин. Родился в 1956 в Рубцовске Алтайского края. Окончил механико-технологический факультет Алтайского политехнического института и филологический факультет Уральского государственного университета по специальности «история и теория искусства». В 1980-1989 гг. работал в Алтайском музее изобразительных и прикладных искусств, с 1990 – 2005 год работал в Алтайской государственной академии культуры и искусства.
Доктор философских наук, профессор, заместитель директора института архитектуры и дизайна АлтГТУ им И.И.Ползунова по научной работе. Искусствовед, член Союза художников России с 1990 г. Эксперт международного координационного совета «Наш общий дом Алтай», руководитель краевого фонда «Алтай 21 век». Лауреат международной премии за экологическую деятельность «Конде Наст Тревел» 1997.
С научными целями и по линии экологических общественных организаций побывал в Англии, Австрии, Венгрии, Германии, Китае, Монголии, США, Франции. Организатор постоянно действующих проектов и экспедиций в Монголии с 1997 года. Соруководитель проекта включения пяти территорий Республики Алтай в Список Всемирного наследия ЮНЕСКО (1998). 2009 году инициировал международный проект по привлечению «зеленых» инвестиций в лесную отрасль, сельское хозяйство и малую энергетику Алтайского края. Руководитель межрегионального совета экологических организаций Алтайского края и Республики Алтай. Член правления всероссийской организации «Экологическая политика и культура» (Москва).
Беседовал Артем Кудинов
Фото Андрей Соколов
Материалы по теме:
